В статье "Четыре лжесвидетеля и фальшивка" (2009) я обратил внимание читателей на характеристику на полковника Альберта Беденка, который до конца ноября 1941 года был командиром 537-го полка связи, после чего его сменил Фридрих Аренс (которого советская сторона обвиняла в катынских расстрелах). В статье я использовал этот документ для опровержения показаний агента НКВД Вацлава Пыха о том, что Аренс якобы руководил катынскими расстрелами в июле 1941 года как начальник 537-го "рабочего батальона". В 2010 году ЖЖ-юзер pustota1 приобрел не только эту характеристику на Беденка, но и характеристику на самого Аренса, документы были выложены в интернет историком Игорем Петровым.

Для начала приведем их здесь:

Итак, согласно характеристике, Альберт Беденк был командиром 537-го полка связи с 16.10.40 по 25.11.41. При этом для Аренса указывается, что он был командиром с 16.11.41 по 14.09.43. Здесь вкралась небольшая бюрократическая неточность (очевидно, неважная для автора характеристики; подробнее далее), которая уточняется другой официальной немецкой информацией о служебной карьере Аренса (персональное дело Аренса, копия в NARA, Национальном управлении архивов и документации (США); что интересно, с первой страницей вышеприведенной характеристики; благодарю Дэйва Дэннера за предоставленный материал):

Таким образом, 15 ноября Аренс был откомандирован в 537-й полк связи, а с 25 ноября числился его командиром.

Позже удалось получить информацию из личных дел Аренса и Беденка, хранящихся в Военном архиве во Фрайбурге. Ниже приведены документы из этих дел, касающиеся данной темы.

Документы из личного дела Фридриха Аренса (BArch Pers 6/10190):

Обложка	Док. 1	Док. 1	Док. 1	Док. 1
Док. 1	Док. 1	Док. 2	Док. 2	Док. 3
Док. 3	Док. 3	Док. 3	Док. 3	Док. 3
Док. 3	Док. 3	Док. 3	Док. 3	Док. 3
Док. 3	Док. 3	Док. 3	Док. 3	Док. 3
Док. 3	Док. 3	Док. 3	Док. 3	Док. 3
Док. 3	Док. 3	Док. 3	Док. 4	Док. 4
Док. 5	Док. 5	Док. 6	Док. 6	Док. 7
Док. 7	Док. 8	Док. 8

Документы из личного дела Альберта Беденка (BArch Pers 6/11005):

Обложка	Док. 9	Док. 9	Док. 9
Док. 9	Док. 9	Док. 10	Док. 10
Док. 11	Док. 11	Док. 12	Док. 12

Документ 1: уже вышеупомянутый учетный документ Аренса с описанием служебной карьеры. Командир 537-го полка связи с 25.11.1941.

Документ 2: характеристика на Аренса от 17.03.1943. Командир 537-го полка связи с 16.11.1941.

Документ 3: личное дело военнослужащего Аренса. Находился при штабе учебного полка связи с 01.05.1940 по 15.11.1941; при штабе 537-го полка связи с 16.11.1941 (стр. 8). Принимал участие в боях на "тыловых территориях под Смоленском" (т. е. в Смоленской области) с 21.11.1941 по 05.12.1941 (стр. 19; вероятно, просто взята дата его физического прибытия под Смоленск, см. далее).

Документ 4: Формуляр армейской школы связи в Галле. Аренс значится командиром учебного полка связи с 20.10.1940 по 25.11.1941 (и в качестве выбытия на лицевой стороне указано 25.11.1941), отдельной строкой указывается его откомандирование в 537-й полк связи с 15.11.1941 по 25.11.1941.

Документ 5: Формуляр 537-го полка связи. Здесь в кратком послужном списке указываются не звания, а единицы, при которых формально находился Аренс (как в док. 3): с 01.05.1940 по 15.11.1941 при штабе учебного полка связи, с 16.11.1941 по 15.09.1943 при штабе 537-го полка связи. В качестве даты прибытия в полк указано 21.11.1941. Таким образом, это точная дата прибытия Аренса из Галле в (или под) Смоленск. Принимал участие в боях на "тыловых территориях под Смоленском" (т. е. в Смоленской области) с 21.11.1941 по 05.12.1941 (указание на вклеенном фрагменте).

Документ 6: характеристика на Аренса от 21.09.1943. Командир 537-го полка связи с 16.11.1941 по 15.09.1943.

Документ 7: характеристика на Аренса от 30.03.1942. Командир 537-го полка связи с 21.11.1941.

Документ 8: характеристика на Аренса от 17.11.1941. Командир учебного полка связи с 01.05.1940 по 15.11.1941.

Документ 9: учетный документ Беденка с описанием служебной карьеры. Командир 537-го полка связи с 15.10.1940. Командир учебного полка связи с 25.11.1941.

Документ 10: характеристика на Беденка от 01.03.1943. Командир 537-го полка связи с 16.10.1940 по 25.11.1941. Командир учебного полка связи с 26.11.1941 по 31.05.1942.

Документ 11: характеристика на Беденка от 01.03.1942. Командир учебного полка связи с 26.11.1941. В тексте характеристики указывается, что он командировал полком связи до 25.11.1941.

Документ 12: характеристика на Беденка от 29.11.1941 по поводу перевода его в учебный полк связи 25.11.1941. Командир 537-го полка связи с 15.10.1940 по 25.11.1941.

В перечисленных "вторичных" документах, таких, как характеристики, видна легко объяснимая путаница в датах. Так, Аренс в них часто объявляется командиром 537-го полка связи с 16.11.1941 (как мы уже видели), а один раз - с 21.11.1941, хотя на самом деле стал им 25.11.1941. Объясняется это просто: такие документы составлялись, скорее всего, на основе личного дела военнослужащего (док. 3), в котором присутствует и дата 16.11.1941 (формальное начало привязки к штабу 537-го полка связи), и дата 21.11.1941 (то есть дата прибытия под Смоленск), без указания звания (то есть сама дата вступления в должность командира отсутствует) - составители часто, недолго думая, просто вписывали их в характеристики, а иногда, вероятно, перенимали данные из предыдущих характеристик (некоторые характеристики ссылаются на предыдущие). Ну и понятны "колебания" в датах передачи полномочий. Считать ли Беденка принявшим командование учебным полком связи 25.11.1941, когда Аренс формально сдал свои полномочия, либо со следующего дня? Разные составители вторичных документов решали этот вопрос по-разному. (Понятно, кстати, что для параноидальных конспирологов такие мелочи являются неоспоримыми доказательствами "фальшивки", несмотря на то, что такая банальная путаница вполне стандартна).

Таким образом, можно восстановить следующую картину:

• Беденк был командиром 537-го полка связи до 25.11.1941 включительно.
• Аренс был официально откомандирован из учебного полка связи (Галле) в 537-й (под Смоленск) 15.11.1941.
• При этом Аренс формально оставался командиром учебного полка до 25.11.1941, хотя уже с 16.11.1941 стал формально числиться при штабе 537-го полка связи и, таким образом, де факто, хотя и не де юре, перестал быть командиром учебного полка 15.11.1941.
• Аренс прибыл под Смоленск 21.11.1941.
• Аренс стал командиром 537-го полка связи 25.11.1941.
• Беденк перестал быть командиром 537-го полка связи 25.11.1941 и стал командиром учебного полка связи в Галле 25.11.1941 (или 26.11.1941), поменявшись с Аренсом местами.

Во время допроса в Нюрнберге 01.07.1946 Аренс ошибся - правда, с прямой оговоркой о такой возможности - всего на несколько дней ("я присоединился к этой группе армий во второй половине ноября 1941 года и, тщательно ознакомившись со всеми деталями, принял командование полком в конце ноября, если правильно помню, 30 ноября"). 22.04.1952, более чем через десять лет после указанных событий, он говорил о прибытии в Смоленск в первых числах ноября (и о том, что пробыл с Беденком примерно две недели). В тот же день свидетельствовал Беденк, который припомнил, что он передал командование Аренсу 20 ноября (тоже удлиннив период пребывания Аренса в Смоленске, неверно вспомнив, что он до этого пробыл там месяц). В целом, показания более-менее верны, учитывая аберрации памяти за прошедшие более чем 10 лет. При этом обвинять Беденка во лжи в связи с якобы немецкой провокацией не имеет смысла - ведь в таком случае он подставлял бы сам себя (поскольку именно он был командиром полка в якобы временной период катынского расстрела, как он приводится в официальном советском сообщении).

В сообщении комиссии Бурденко свидетели обвиняют Аренса (называя его Арнесом) в расстрелах польских военнопленных в Катынском лесу и дают четкие временные рамки:

Нахождение польских военнопленных в лагерях Смоленской обл. подтверждается показаниями многочисленных свидетелей, которые видели этих поляков близ Смоленска в первые месяцы оккупации до сентября м-ца 1941 г. включительно.

[...]

Свидетель Даниленков Н. В., крестьянин колхоза "Красная Заря" Катынского сельсовета, показал: В 1941 г. в августе — сентябре м-це, когда пришли немцы, я встречал поляков, работающих на шоссе группами по 15—20 чел.Такие же показания дали свидетели: Солдатенков — быв, староста дер. Борок, Колачев А. С. — врач Смоленска, Оглоблин А. П. — священник, Сергеев Т. И. — дорожный мастер, Смирягин П. А. — инженер, Московская А. М. — жительница Смоленска, Алексеев А. М. — председатель колхоза дер. Борок, Куцев И. В. — водопроводный техник, Городецкий В. П. — священник, Базекина А. Т. — бухгалтер, Ветрова Е. В. — учительница, Савватеев И. В. — дежурный по ст. Гнездово и другие.

[...]

Наличие военнопленных поляков осенью 1941 г. в районах Смоленска подтверждается также фактом проведения немцами многочисленных облав на этих военнопленных, бежавших из лагерей.

[...]

Свидетель Фатьков Т. Е., колхозник, показал: Облавы по розыску пленных поляков производились несколько раз. Это было в августе — сентябре 1941 года. После сентября 1941 г. такие облавы прекратились и больше никто польских военнопленных не видел. [...]

Упомянутый выше "Штаб 537 строительного батальона", помещавшийся на даче в "Козьих Горах", не производил никаких строительных работ. Деятельность его была тщательно законспирирована.

Чем на самом деле занимался этот "штаб", показали многие свидетели, в том числе свидетельницы: Алексеева А. М., Михайлова О. А. и Конаховская 3. П. — жительницы дер. Борок Катынского с/с.

По распоряжению немецкого коменданта поселка Катынь они были направлены старостой деревни Борок — Солдатенковым В. И. — для работы по обслуживанию личного состава "штаба" на упомянутой даче.

По прибытии в "Козьи Горы" им через переводчика был поставлен ряд ограничений: было запрещено вовсе удаляться от дачи и ходить в лес, заходить без вызова и без сопровождения немецких солдат в комнаты дачи, оставаться в расположении дачи в ночное время. Приходить и уходить на работу разрешалось по строго определенному пути и только в сопровождении солдат.

Это предупреждение было сделано Алексеевой, Михайловой и Конаховской через переводчика непосредственно самим начальником немецкого учреждения, оберст-лейтенантом Арнесом, который для этой цели поодиночке вызывал их к себе.

По вопросу о личном составе "штаба" Алексеева А. М. показала: На даче в "Козьих Горах" постоянно находилось около 30 немцев, старшим у них был оберст-лейтенант Арнес, его адьютантом являлся обер-лейтенант Рекст. Там находились также лейтенант Хотт, вахмистр Люмерт, унтер-офицер по хозяйственным делам Розе, его помощник Изике, обер-фельдфебель Греневский, ведавший электростанцией, фотограф обер-ефрейтор, фамилию которого я не помню, переводчик из немцев Поволжья, имя его кажется Иоганн, но мы его называли Иваном, повар немец Густав и ряд других, фамилии и имена которых мне неизвестны. Вскоре после своего поступления на работу Алексеева, Михайлова и Конаховская стали замечать, что на даче совершаются "какие-то темные дела".

Алексеева А. М. показала: ...Переводчик Иоганн, от имени Арнеса, нас несколько раз предупреждал о том, что мы должны "держать язык за зубами" и не болтать о том, что видим и слышим на даче.

Кроме того, я по целому ряду моментов догадывалась, что на этой даче немцы творят какие-то темные дела...

В конце августа и большую часть сентября месяца 1941 года на дачу в "Козьи Горы" почти ежедневно приезжало несколько грузовых машин.

Сначала я не обратила на это внимания, но потом заметила, что всякий раз, когда на территорию дачи заезжали эти машины, они предварительно на полчаса, а то и на целый час, останавливались где-то на проселочной дороге, ведущей от шоссе к даче.

Я сделала такой вывод потому, что шум машин через некоторое время после заезда их на территорию дачи утихал. Одновременно с прекращением шума машин начиналась одиночная стрельба. Выстрелы следовали один за другим через короткие, но, примерно, одинаковые промежутки времени. Затем стрельба стихала, и машины подъезжали к самой даче [...] Я, вероятно, не стала бы наблюдать и не заметила бы, как затихает и возобновляется шум прибывающих на дачу машин, если бы каждый раз, когда приезжали машины, нас (меня, Конаховскую и Михайлову) не загоняли на кухню, если мы находились в это время на дворе у дачи, или же не выпускали из кухни, если мы находились на кухне. [...] Когда я отошла по шоссе от поворота на дачу метров 150—200, я увидела, как по шоссе шла группа военнопленных поляков человек 30 под усиленным конвоем немцев.

То, что это были поляки, я знала потому, что еще до начала войны, а также и некоторое время после прихода немцев, я встречала на шоссе военнопленных поляков, одетых в такую же форму, с характерными для них четырехугольными фуражками.

Я остановилась у края дороги, желая посмотреть, куда их ведут, и увидела, как они свернули у поворота к нам на дачу в "Козьи Горы".

Так как к этому времени я уже внимательно наблюдала за всем происходящим на даче, я заинтересовалась этим обстоятельством, вернулась по шоссе несколько назад и, укрывшись в кустах у обочины дороги, стала ждать. Примерно через минут 20 или 30 я услышала характерные, мне уже знакомые, одиночные выстрелы.

Тогда мне стало все ясно, и я быстро пошла домой. [...]

Михайлова О. А. показала: В сентябре месяце 1941 года в лесу "Козьи Горы" очень часто раздавалась стрельба. [...]

Михайлова О. А. и Конаховская 3. П. один раз лично видели, как были расстреляны два военнопленных поляка, очевидно бежавшие от немцев и затем пойманные.

Михайлова об этом показала: Однажды, как обычно, я и Конаховская работали на кухне и услышали недалеко отдачи шум. Выйдя за дверь, мы увидели двух военнопленных поляков, окруженных немецкими солдатами, что-то разъяснявшими унтер-офицеру Розе, затем к ним подошел оберст-лейтенант Арнес и что-то сказал Розе. Мы спрятались в сторону, так как боялись, что за проявленное любопытство Розе нас изобьет. Но нас все-таки заметили, и механик Глиневский, по знаку Розе, загнал нас на кухню, а поляков повел в сторону от дачи. Через несколько минут мы услышали выстрелы. Вернувшиеся вскоре немецкие солдаты и унтер-офицер Розе оживленно разговаривали. Я и Конаховская, желая выяснить, как поступили немцы с задержанными поляками, снова вышли на улицу. Одновременно с нами вышедший через главный вход дачи адьютант Арнеса по-немецки что-то спросил Розе, на что последний также по-немецки ответил: "Все в порядке". Эти слова я поняла, так как их немцы часто употребляли в разговорах между собой. Из всего происшедшего я заключила, что эти два поляка расстреляны.Аналогичные показания по этому вопросу дала также Конаховская 3. П.

[...]

Сопоставив свои наблюдения, Алексеева, Михайлова и Конаховская пришли к твердому убеждению, что в августе и сентябре месяцах 1941 года на даче в "Козьих Горах" немцами производились массовые расстрелы военнопленных поляков.

Показания Алексеевой подтверждаются показаниями ее отца — Алексеева Михаила, которому она еще в период своей работы на даче осенью 1941 года рассказывала о своих наблюдениях по поводу творимых немцами на даче дел.

[...]

Особо важное значение для выяснения того, что происходило на даче в "Козьих Горах" осенью 1941 г., имеют показания профессора астрономии, директора обсерватории в Смоленске — Базилевского Б. В.

[...]

В начале сентября 1941 г. Базилевский обратился с просьбой к Меньшагину ходатайствовать перед комендантом фон-Швец об освобождении из лагеря военнопленных № 126 педагога Жиглинского.

[...] Меньшагин странно посмотрел на меня и, наклонившись ко мне, тихо ответил: "Может быть! Русские, по крайней мере, сами будут умирать, а вот военнопленных поляков предложено просто уничтожить".

"Как так? Как это понимать?" - воскликнул я.

"Понимать надо в буквальном смысле. Есть такая директива из Берлина", — ответил Меньшагин и тут же попросил меня "ради всего святого" никому об этом не говорить.

Недели через две после описанного выше разговора с Меньшагиным я, будучи снова у него на приеме, не удержался и спросил: "Что слышно о поляках?" Меньшагин помедлил, а потом все же ответил: "С ними уже покончено. Фон-Швец сказал мне, что они расстреляны где-то недалеко от Смоленска". [...]

Общие выводы

Из всех материалов, находящихся в распоряжении Специальной Комиссии, а именно — показаний свыше 100 опрошенных ею свидетелей, данных судебно-медицинской экспертизы, документов и вещественных доказательств, извлеченных из могил Катынского леса, с неопровержимой ясностью вытекают нижеследующие выводы:

1. Военнопленные поляки, находившиеся в трех лагерях западнее Смоленска и занятые на дорожно-строительных работах до начала войны, оставались там и после вторжения немецких оккупантов в Смоленск до сентября 1941 г. включительно;

2. В Катынском лесу осенью 1941 г. производились немецкими оккупационными властями массовые расстрелы польских военнопленных из вышеуказанных лагерей;

3. Массовые расстрелы польских военнопленных в Катынском лесу производило немецкое военное учреждение, скрывавшееся под условным наименованием "штаб 537 строительного батальона", во главе которого стояли оберст-лейтенант Арнес и его сотрудники — обер-лейтенант Рекст, лейтенант Хотт;

[...] Итак, свидетели единогласно говорят о расстрелах не позже сентября. При этом три свидетельницы утверждают, что расстрелы производились неким штабом, начальником которого в этот момент был оберст-лейтенант "Арнес".

Попутно замечу, что утка про 537-й "строительный батальон" (который на самом деле был полком связи) исходит не от свидетелей, а от разведки. Действительно, в "Справке о результатах предварительного расследования так называемого 'Катынского дела'" Меркулова и Круглова от января 1944 г. (которая написана по результатам первичных опросов свидетелей следователями НКГБ, включая трех свидетельниц) делается вывод, что "расстрел ... производило неизвестное немецкое военное учреждение" (ГАРФ ф. 7021, оп. 114, д. 6, л. 52). Лишь в дополнении к этой справке от января 1944 г. дается следующая информация (ГАРФ ф. 7021, оп. 114, д. 7, л. 1):

При этом некоторое время его называли 517-м строительным батальоном (см. ГАРФ ф. 7021, оп. 114, д. 8, л. 41 [выступление Круглова на заседании комиссии 13.01.1944], там же, д. 19, л. 80 [некая попытка судебно-медицинской экспертизы]).

В любом случае, как мы уже видели, Аренс был откомандирован в 537-й полк связи 15.11.1941, прибыл под Смоленск 21.11.1941, стал командиром полка 25.11.1941. А об Альберте Беденке, который был командиром полка в означенный период, даже не упоминается.

Полезно привести протоколы допросов трех работниц дачи следователями НКГБ в декабре 1943 г. (ГАРФ ф. 7021, оп. 114, д. 10, лл. 3-36). Важные для анализа вопроса фрагменты выделены.

Все три свидетельницы утверждали, что были приняты на работу в штаб примерно в середине августа и что старшим на даче был "оберстлейтенант Арнес [sic]". Они прекрасно ориентировались в немцах, проживавших на даче. Алексеева даже подробно описала, кто где жил (включая Аренса).

Алексеева и Михайлова утверждали, что расстрел польских военнопленных производился с конца августа и большую часть сентября. Конаховская говорила, что он произошел осенью 1941 г. и начался в августе. То есть начало расстрела было довольно четко привязано к началу работы трех женщин на даче. При этом начало их работы на даче в августе подтвердили и другие "свидетели" - староста деревни Борок и родственник Михайловой Д. И. Солдатенков, который якобы и отправил девушек к немцам (ГАРФ ф. 7021, оп. 114, д. 11, л. 210-211) и отец Алексеевой (ГАРФ ф. 7021, оп. 114, д. 10, л. 39).

При этом ни одна из свидетельниц ни словом не упоминает Беденка или смену командования, хотя работай они на даче примерно с середины августа, под начальством Беденка они находились бы не менее 3-х месяцев - причем ровно тех самых, ключевых, когда, по их словам, производился расстрел. Это несовместимо с правдивостью их показаний.

Алексеева хоть и не сказала прямо, что расстрелы были под руководством Аренса, но это неумолимо следует из ее показаний (и именно так и поняли ее показания члены комиссии). Во-первых, она, вообще не упоминая Беденка, говорила об указаниях Аренса о секретности, передававшихся через переводчика Иоганна. Понятно, что такие указания с необходимостью пришли бы и в первые дни, и во время расстрелов. Во-вторых, Алексеева рассказала, как покинула дачу в начале 1942 г., но вернулась через 5 месяцев и заметила, что "там были все те же лица, которых я застала при поступлении на работу в августе 1941 года". Понятно, что это не могло не относиться и к самому главному лицу, то есть Аренсу.

Конаховская же и Михайлова прямо помещают Аренса на предполагаемое место преступления в августе-сентябре 1941 г., упоминая якобы приказ расстрелять двух поляков вышедшим во двор Аренсом в конце августа или начале сентября.

Свидетельствовали три женщины по относительно свежим следам, временные рамки расстрелов, названные ими, соответствуют показаниям других свидетелей - то есть аберрацией памяти здесь ничего не объяснить.

Таким образом, доклад комиссии Бурденко доказанно строится как минимум на трех ключевых лжесвидетельствах и не отвечает на ключевой же вопрос: если в Катыни действительно расстреливали немцы, то какая конкретно их группа? Теперь же к этому вопросу добавляется еще один: если в Катыни действительно расстреливали немцы, то зачем советская сторона пошла на такую фальсификацию?