[Примечание Алексея Памятных: Данная статья получена от Александра Грибанова, который был напрямую причастен к публикации на Западе в 1988 году воспоминаний Б. Г. Меньшагина, бывшего бургомистра оккупированного немцами Смоленска. Примечательно, что на Нюрнбергском процессе в качестве свидетеля обвинения при рассмотрении катынского дела (советская сторона обвинила в катынском преступлении немцев) выступил не Меньшагин, который в то время сидел на Лубянке, а его бывший заместитель Борис Базилевский, соответствующим образом подготовленный.

Благодарим Александра Грибанова за предоставленный материал, который до сих пор нигде не публиковался.]

Имя Бориса Георгиевича Меньшагина я впервые услышал от Габриэля Суперфина скорей всего в 1970 г. , когда Борис Георгиевич освободился из Владимирской тюрьмы и его перевезли в инвалидный дом в поселке Княжья Губа в Мурманской области. Вкратце Суперфин описал мне его историю, и самым загадочным в этой истории показалась связь имени Меньшагина с названием Катынь. В 1943 г. он был бургомистром оккупированного Смоленска, немцы показали ему раскрытое захоронение польских офицеров. Таким образом, Меньшагин оказался одним из ключевых свидетелей в катынской истории.

Позднее краем уха я слышал, что Меньшагин иногда бывает наездами в Москве, но встретиться с ним не пришлось. В 1984 г. дошло до меня сообщение, что Борис Георгиевич умер. Ему было 82 года. Год спустя после его смерти у меня был разговор с Надеждой Григорьевной Левитской, у которой останавливался Меньшагин, когда попадал в Москву. Тогда-то и возникла идея – сделать книгу его воспоминаний. Как я понял, тема эта возникала в беседах между Левитской и Меньшагиным. Он вроде бы соглашался надиктовать текст на магнитофон, но при условии, что публиковать воспоминания будут только после его, Меньшагина, смерти. Я был готов к такой работе. Через какое-то время от Надежды Григорьевны пришел ко мне молодой человек и принес три стандартных магнитофонных кассеты. Теперь все зависело от меня.

События по порядку развивались так. У кого-то я нашел у и одолжил маленький кассетник, вставил меньшагинскую кассету и попробовал ее включить. Вместо нормальной речи я услышал поток абсолютно нерасчленяемых звуков. Я попробовал все три кассеты, и все три звучали одинаково: ничего нельзя было понять. Мученье мое продолжалось не меньше месяца, я готов был уже признать свое поражение. Надо было возвращать кассеты, просить извинения за беспокойство.

Положение усугублялось еще и тем, что к моей технической безграмотности добавилась естественная осторожность: я никому не мог объяснить, что я, собственно, пытаюсь сделать, и тем самым мои «технические» вопросы обычно строились по принципу «в огороде бузина, а в Киеве дядька». Обратная связь с тем молодым человеком, который принес мне кассеты, была нарушена, и его я уже не мог спросить, как же были записаны кассеты.

Какая-то добрая душа посоветовала мне попробовать магнитофон со стереофоническим звучанием. Поиски довольно быстро увенчались успехом. Мой близкий приятель одолжил мне портативный магнитофон с двумя источниками звука. Начались новые эксперименты. Как-то раз я случайно сдвинул рычажок, отключив одну из звуковых колонок полностью. Каково же было мое изумление, когда из магнитофона полилась вполне членораздельная речь. Я нажал кнопку «стоп», передвинул рычажок в противоположном направлении и снова включил магнитофон. Я услышал снова членораздельную речь, но совершенно не связанную с тем, что я слышал прежде.

Я попробовал таким же способом слушать остальные кассеты. Все можно было разобрать. Секрет, как я понял, раскрывался просто. Тот, кто записывал воспоминания Меньшагина, либо из экономии, либо по каким-то иным соображениям, записывал сначала через одну колонку верхнюю часть пленки, а затем через другую колонку записывал звук на нижнюю часть той же самой пленки.

Во всяком случае, так я тогда понимал существо дела. Теперь можно было заняться собственно дешифровкой речи и переложением ее на бумагу. Кроме того, оставалось определить последовательность фрагментов, записанных таким необычным способом. Но эти задачи не шли ни в какое сравнение с тем, что происходило прежде.

Материал же, записанный на пленках, оказался совершенно исключительным. Я внутренне все время изумлялся: Меньшагину было около семидесяти, когда он диктовал свой текст, но память его сохраняла не только основные события его жизни, а даже кучу всяких мелочей: даты, имена и отчества встреченных им людей, детали судебных дел тридцатых годов и многое, многое другое. Встречи, конфликты, судебные процессы, портреты сокамерников (люди из окружения Берии, которые сидели во Владимирской тюрьме и общались с Меньшагиным). На этом фоне собственно информация о Катыни была подана Меньшагиным очень коротко и очень сухо. В сущности, это было аккуратное изложение того, что он сам показал на следствии. Правда, следствие было совершенно безразлично к его сообщению.

Машинописная копия меньшагинских воспоминаний была готова уже в начале 1986 г. Оставалось сделать две вещи: кое-что откомментировать и найти способ переправить меньшагинские кассеты и текст. Из первоначального наброска комментария впоследствии осталось только одно сообщение. Меня заинтересовал эпизод 1963 года, когда офицеры КГБ в очередной раз пытались обработать заключенного и сделать из него «наседку». Меньшагину предложили работать в камере, где сидел подследственный по делу о преступлениях военных лет. Меньшагин отказался. В этих «переговорах» промелькнуло название города – «Минск». На всякий случай, я пошел в газетный зал и установил, о каком процессе шла речь и какова была фамилия того упрямого заключенного, к которому хотели подсадить Меньшагина.

Оставалась последняя задача – переправить через границу кассеты и машинописную копию. К счастью, нашлись люди, готовые на подобный риск, и последовательно (сначала кассеты, потом бумажная копия) все материалы без потерь попали к Габриэлю Суперфину и Наталье Горбаневской. Они проверили и скорректировали адекватность магнитофонной записи и дешифровки. У них была возможность использовать куда более совершенную аппаратуру.

Суперфин подготовил глубокий комментарий ко всему тексту. Кроме того, к основному тексту были добавлены дополнения по истории Катыни и по той роли, которую катынская история сыграла в судьбе Бориса Георгиевича Меньшагина. Его приговорили к двадцати пяти годам тюремного заключения. Он отбыл их от звонка до звонка, первые шесть лет - на Лубянке, остальную часть срока - во Владимирской тюрьме.

В 1988 г. книга, наконец, была опубликована:

Меньшагин Борис Георгиевич,
"Воспоминания. Смоленск...Катынь... Владимирская тюрьма"
(Париж, YMCA Press, 1988).

Александр Грибанов,
Уэст Роксбюри, Массачусетс, США,
Апрель 2008.