Подавляющее число «посторонних» (таковых было 543 в неопубликованном списке Ю. Н. Зори, и 230 - в опубликованном списке М. Тарчинского) оказались недоразумением – из-за неверного написания польских фамилий на немецком и русском языках. Моя статья на эту тему опубликована на польском языке в сборнике «Зешиты Катынске», выпуск 20, 2005, стр. 136-149 (Aleksiej Pamiatnych, "O identyfikacji nazwisk polskich oficerow rozstrzelanych w Katyniu").
Среди приведенных в качестве примера 100 фамилий «посторонних» значится ШКУТА Станислав, идентифицированный в Катыни под номером АМ 2398. Шкуты нет в этапных списках НКВД из Козельска, зато эта фамилия есть в списке учетных дел убывших из Старобельского лагеря. В своем сопоставлении списка АМ с этапными списками НКВД я предположил, что в действительности это не ШКУТА, а СЕКУЛА, поскольку написание обеих фамилий на польском языке можно перепутать, если надпись не очень разборчива (Шкута = Szkuta, Секула = Sekuła, причем буква 'ł' – твердая, перечеркнутая (Sekuła), в рукописи ее легко спутать с 't'). (Возможно, версия Шкута-Секула была предложена кем-нибудь и до меня, я впервые высказался об этом несколько лет назад на Военно-историческом форуме, а потом в упомянутой статье.)
Станислав Секула находился в Козельском лагере и был вывезен в Смоленск-Катынь в соответствии с предписанием 040/3 от 20 апреля 1940 года. По меньшей мере несколько человек из этого же предписания были идентифицированы в Катыни с близкими к АМ 2398 номерами, то есть, по-видимому, находились в той же самой могиле, что и Шкута-Секула – например, Стефан Клопотовский, АМ 2410.
Случай ШКУТЫ (или, в соответствии с моей гипотезой, ШКУТЫ-СЕКУЛЫ) представляется очень важным для сторонников сталинской версии об ответственности немцев за катынское преступление. А именно, если бы это был Шкута, и Шкута именно из Старобельска, это бы означало, что в Катыни погребены узники не только Козельска, но и «посторонние», а значит, закрадываются сомнения в результатах немецкого следствия 1943 года и советско-российского следствия 1990-2004 годов – согласно этим результатам, в Катыни расстреляны погребены узники Козельска, а узники Старобельска (по результатам советского следствия) расстреляны и погребены в Харькове.
Вот что пишут в связи со Шкутой (Шкутой-Секулой) В. Швед и С. Стрыгин в своей статье в журнале «Наш современник», номер 2 за 2007 год:
Но в катынских могилах были также обнаружены трупы поляков, содержавшихся в Старобельском и Осташковском лагерях. Эти поляки могли попасть из Харькова и Калинина в Смоленскую область только в одном случае — если их в 1940 г. перевезли в лагеря особого назначения под Смоленск. Расстрелять их в этом случае могли только немцы. [...] "Посторонних" в немецком эксгумационном списке, согласно данным российского военного историка Юрия Зори, числилось 543, согласно данным польского военного историка Марека Тарчинского — 230 человек. А. Памятных утверждает, что ему удалось доказать, что эти расхождения в списках являются мнимыми. По его мнению, они были вызваны неверным написанием польских фамилий по-немецки и по-русски. Но рассуждения А. Памятных не вполне корректны. Так, он утверждает, что фамилия Шкута (Szkuta) — это искаженная фамилия офицера из Козельского лагеря Секулы (Sekula). Но он не учел того обстоятельства, что Шкуту опознали по справке о прививке, написанной лагерным врачом по-русски. А в русском языке спутать фамилии Шкута и Секула невозможно!
Кроме немецкого списка АМ существует составлявшийся в том же 1943 году список Польского Красного Креста. Под номером 2398 в этом списке значится Станислав Шкута, как и в немецком списке АМ. Однако, в отличие от списка АМ, в перечне найденных при трупе документов значатся удостоверение офицера-резервиста и свидетельство о прививке в Козельске (Козельск указан явно)! (В списке АМ указаны удостоверение и просто свидетельство о прививке, без упоминания Козельска. Известно, что прививки против тифа делались в конце 1939 – начале 1940 года именно в Козельске.)
Насколько мне известно, это обстоятельство обескуражило мухинцев. Оно означает, что даже если Шкута не есть Секула, то все равно получается, что Шкута – из Козельска. Проблемой тут оставалось отсутствие документов о перевозке Шкуты из Старобельска в Козельск – такие перемещения между лагерями были, некоторые документы опубликованы.
Но, как удалось выяснить, проблемы нет вообще, никакого Шкуты ни в Козельске, ни в катынской могиле вообще не было, а был лишь тот самый Секула!
Дело в том, что кроме немецкого списка АМ и польского списка ПКК существует еще один список - дневные немецкие сводки, то есть машинописный немецкий рабочий список, на основе которого немного позже был подготовлен список АМ. Этим рабочим списком пользовался (точнее, бегло просматривал его, фиксируя даты эксгумации последовательных групп останков, по 100 человек в каждой) Ю. Н. Зоря, когда составлял свой «список посторонних». Так вот, в этом немецком рабочем списке на не очень выразительной машинописной странице под номером 2398 значится СЕКУЛА Станислав (S e k u l a, Stanislaw, Ltn. Impfschein, Mitgliedskarte d. Res. Offz.) !
Архивные ссылки:
CAW, VIII.800.21.16, CAW, VIII.800.21.23,
ГАРФ, ф. 7021, оп. 114, д. 34.
Ошибка с заменой Секулы на Шкуту в списке АМ и в списке ПКК произошла на этапе либо самого поверхностного беглого ознакомления с документами непосредственно при эксгумации, либо на этапе переписывания с немецких сводок.
Добавлю еще для любителей Шкуты, что аргумент мухинцев о выписанном по-русски свидетельстве на фамилию якобы именно Шкуты доказательным аргументом не является, поскольку офицерское удостоверение могло сохраниться лучше, чем справка, а на нем фамилия – по-польски, конечно. Кроме того, утверждение Шведа и Стрыгина о "справке о прививке, написанной лагерным врачом по-русски" - неверно. Часть эксгумированных документов сохранилась и ниже приведены справки подпоручика Болеслава Хрута (номер 1232 в эксгумационном списке), капитана Юзефа Косецкого (2130), майора Юзефа Гарлицкого (2031), подпоручика Юзефа Робачика (890) и майора Юзефа Брыка (3436).
Источники: Inwentarz dokumentów katyńskich przechowywanych w Archiwum Kurii Metropolitalnej w Krakowie, wstep i opracowanie Stanislaw M. Jankowski i Adam Rolinski, Kraków, 2002 и сайт IPN, раздел "Dokumenty Katynskie przechowywane w Archiwum Kurii Metropolitalnej w Krakowie".
На стр. 646 четвертого тома материалов комиссии Мэддена обнаружена еще одна справка о прививках в Козельском лагере, предоставленная комиссии генералом Волковицким - уцелевшим узником Козельска. Cправка Волковицкого важна еще и потому, что она не извлечена из могилы, а сохранена уцелевшим генералом, немцы к этой справке не причастны никаким боком, по определению. Все надписи и даты на справке вполне читаемы, да и подпись врача - такая же, как на других справках:
Вопрос со Шкутой закрыт – никакого Шкуты в Катыни не было обнаружено, а был обнаружен Секула из Козельского лагеря. Что и требовалось доказать.
P.S. В своей статье в журнале "Наш современник" Швед и Стрыгин среди "посторонних" упоминают не только Станислава Шкуту из Старобельска, но и Хенрика Яроша, тоже из Старобельска - якобы именно он идентифицирован немцами как АМ 3196 ("Jaros, Henryk, Res.-Offz.-Ausweis (unleserlich)"). Я же в своем анализе списков сопоставил этот номер с узником Козельска - Хенриком Яромой (Henryk Jaroma), вывезенным из Козельска в Смоленск-Катынь в соответствии с предписанием НКВД номер 29/4 от ... апреля 1940 года. Коллеги Яромы по этапу имеют близкие к АМ 3196 номера в немецком эксгумационном списке, то есть, вероятно, были извлечены из той же могилы.
Проверим, что мы имеем по другим спискам.
В списке ПКК под номером 3196 значится "неизвестный военнослужащий", его офицерское удостоверение не удалось прочесть. В немецких дневных сводках под номером 3196 также отмечен неидентифицированный труп с удостоверением офицера-резервиста.
Таким образом, нет никаких оснований искать в списках НКВД точное соответствие практически нечитабельным имени и фамилии для трупа АМ 3196 - и в частности, утверждать, как это делают Швед и Стрыгин, что это останки узника Старобельска.