В середине июля 1945-го из Москвы в Берлин отправился спецпоезд. В нем на Потсдамскую конференцию ехал пассажир № 1 — Сталин. В его свите был и нарком внутренних дел Берия. Меры безопасности по ходу следования были приняты беспрецедентные. Совместным приказом НКВД и НКГБ от 3/5 июля 1945 г. было предусмотрено, что на территории Польши на каждый километр железнодорожного пути будет выставлено по 8—10 бойцов внутренних войск, а мосты будут охранять караулы от 5 до 12 человек, в зависимости от длины моста. А беспокоиться было о чем. В Польше достаточно активно действовали ориентированные на польское правительство в Лондоне бойцы национального сопротивления, боровшиеся против навязанной Москвой политической системы.

Но не только предстоящий вояж Сталина в Берлин был одной из причин ужесточения репрессий против польского национального сопротивления. В Сувальском и Августовском уездах, едва лишь только оттуда зимой 1945 года ушли фронтовые войска Красной армии, силы национального подполья сумели за считаные недели путем террора по отношению к польской «народной» власти и советским ставленникам фактически захватить власть. Повторялась ситуация 1939—1941 годов, когда Августовский уезд и ближние прилегающие территории Белостокской области были единственным местом на всех захваченных Советским Союзом польских территориях, где возникло серьезное национальное партизанское движение, с которым вплоть до 22 июня 1941 года войскам НКВД так и не удалось справиться.

В начале июля 1945-го по указанию Сталина Генштабом был разработан план, и войсками 3-го Белорусского фронта проведено сплошное прочесывание Августовских лесов (в Сувалкском уезде Белостокского воеводства). В результате с 12 по 19 июля 1945-го было задержано более 7 тысяч человек, в основном поляков и литовцев. Большую часть из них после проверки отпустили, литовцев передали в НКГБ Литовской ССР, а польских граждан — 592 человека, кого военная контрразведка СМЕРШ причислила к бойцам Армии Крайовой, — арестовали. Правда, среди них было лишь 69 человек, задержанных с оружием в руках. Более того, согласно польским данным, среди этих 592 человек было 27 женщин и 15 человек, не достигших совершеннолетия, т.е. моложе 18 лет. В отношении 575 человек были возбуждены дела, и проводилось расследование. А что стало потом? Домой, а большинство были жителями этих же мест, никто не вернулся. Их больше не видели и никаких вестей от них не получали. В Польше до сих пор ведется расследование и предпринимаются попытки выяснить судьбу пропавших. В 1994-м, после обращения официальных органов Республики Польша, расследованием обстоятельств задержания, ареста и дальнейшей судьбы этих польских граждан занялась Главная военная прокуратура Российской Федерации.

В подготовленном через год Главной военной прокуратурой ответе (см. публикуемую здесь же копию — стр.13) о поляках, арестованных в ходе войсковой операции в Августовских лесах, сообщалось, что все они в разные периоды времени, с 1939-го по 1945-й, были членами формирований Армии Крайовой, причем из 592 человек лишь двое были командирами отрядов, трое — командирами взводного звена, а остальные — рядовыми. Общий вывод об их судьбе, сделанный Главной военной прокуратурой, был туманен, хотя и содержал некоторый намек: «Обвинение указанным польским гражданам не предъявлялось, уголовные дела в суды не направлялись, и дальнейшая судьба арестованных неизвестна».

Между тем в архиве ФСБ сохранился документ (Ф. 4-ос. Оп. 3. Д. 24. Л. 179–181, по состоянию на 1992 год), проливающий свет на эти события. Это шифротелеграмма начальника Главного управления контрразведки СМЕРШ Виктора Абакумова, адресованная наркому внутренних дел Лаврентию Берии, № 25212 от 21 июля 1945-го, в которой Абакумов докладывал: «В соответствии с Вашим указанием, мною утром 20 июля на самолете был направлен в г. Тройбург (ныне город Олецко в Польше. — Н. П.) пом. нач. ГУКР СМЕРШ генерал-майор Горгонов с группой контрразведчиков для проведения ликвидации арестованных в Августовских лесах бандитов». «По прибытии, — писал Абакумов, — Горгонов и начальник УКР СМЕРШ 3-го Белорусского фронта генерал-лейтенант Зеленин донесли следующее: войсками 3-го Белорусского фронта с 12 по 19 июля была проведена проческа этих лесов, задержаны 7049 чел. После проверки отпущено 5115 чел., из оставшихся 1934 задержанных выявлено и арестовано бандитов 844 чел., в том числе 252 литовца, которые имели связи с бандформированиями в Литве и поэтому переданы в местные органы НКВД–НКГБ Литвы. Проверяется 1090 чел., из которых 262 литовца по тем же причинам переданы в органы НКВД–НКГБ. Следовательно, арестованных на 21 июля с.г. числится всего лишь 592 чел., и задержанных, которые проверяются, 828 чел. У арестованных бандитов в лесах в тайниках изъято 11 минометов, 31 пулемет, 123 автомата, винтовки, пистолеты и гранаты и 2 радиостанции».

Далее Абакумов писал:

[полную копию документа см. ниже]

Здесь стоит пояснить, почему Абакумов пишет, и именно Берии. Во-первых, потому, что Берия в тот момент находился рядом с инициатором облавы Сталиным в Берлине. Будь он в Москве, Абакумов мог бы ограничиться устным докладом. Во-вторых, будучи еще в январе 1945-го назначенным на должность уполномоченного НКВД при 3-м Белорусском фронте (в чьи задачи входила «очистка тыла»), Абакумов подчинялся и отчитывался в этой своей работе Берии. Интересно другое. Вероятнее всего, высылая на место Горгонова с группой работников СМЕРШа, Абакумов полагал, что масштабы предстоящей ликвидации будут куда более значительны — ведь задержали более 7 тысяч. Отсюда и разочарование, сквозящее в обращенных к Берии словах: «Если Вы найдете нужным проведение операции после такого положения…» Действительно, всего-то 592 арестованных!

Так что же произошло дальше? Нам неизвестно, что ответил Берия, но можно легко догадаться. Судя по тому, что в следственных делах 592 арестованных не было выявлено следов предъявления обвинения и вынесения какого-либо решения (судебного или внесудебного) и уж тем более нет никаких указаний на то, что дела были прекращены в связи со снятием обвинения и освобождением, можно с уверенностью сказать: все они были убиты без суда согласно плану, разработанному Абакумовым и утвержденному Берией (не исключено, что последнее слово было за Сталиным). Конечно, остаются важные вопросы. Например, сохранился ли в архиве отчет Горгонова и начальника управления УКР СМЕРШ 3-го Белорусского фронта Зеленина о проведенной расправе, сохранился ли акт о расстреле, в котором были бы указаны фамилии 592 убитых без суда и следствия и место их захоронения.

А ведь речь идет о военном преступлении. И ссылки несведущих на т.н. «законы военного времени» — несостоятельны. Ибо никакие законы военного времени не предусматривают убийство арестованных без суда и следствия. Но почему Главная военная прокуратура постеснялась об этом прямо и внятно сказать? Может быть, военные прокуроры не докопались до сути, не смогли найти нужных документов и очевидцев? Вряд ли, ведь написано же в официальном ответе, что «должностные лица, отвечавшие за проведение войсковой операции, к настоящему времени умерли».

И действительно, один из тех, кто несет персональную ответственность за расправу — Иван Горгонов, — умер как раз в 1994-м. И только после этого был подготовлен ответ полякам. Значит, имена всех, кто мог быть причастен к делу, Главная военная прокуратура знала и их судьбой интересовалась. Не исключено, что того же Горгонова успели и допросить.

Будет ли новое расследование этого события, сопряженное с поиском дополнительных документов и реабилитацией 592 убитых без суда и следствия? Должно быть, если не только на словах, но и на деле мы хотим раскрытия всех сталинских преступлений. Хотя постоянство, с которым Главная военная прокуратура отказывает в реабилитации польских граждан, расстрелянных в 1940-м (по решению Политбюро ЦК ВКП (б) от 5 марта 1940-го), наводит на невеселые размышления.

Завершив в 2004-м расследование дела № 159 (т.н. «Катынского дела») и засекретив его результаты, Главная военная прокуратура, по сути, встала на позицию укрывателя сталинских преступлений. А ведь сползание к этому и явные признаки набирающей силы тенденции к замалчиванию совершенных в сталинское время массовых убийств стали проявляться в работе Главной военной прокуратуры уже в середине 1990-х. И случай с расследованием вышеописанного дела — конкретный пример такого замалчивания.

Сегодня явно что-то идет не так. Ведь было время, когда в печати свободно публиковались результаты проведенных Главной военной прокуратурой расследований преступлений советской эпохи. Например, в ноябре 1990-го в журнале «Известия ЦК КПСС», пусть и с изъятиями и некоторыми недомолвками, было опубликовано постановление Главной военной прокуратуры от 12 апреля 1990-го о прекращении уголовного дела о расстреле политзаключенных Орловской тюрьмы в сентябре 1941-го. Видимо, теперь «гласность» закончилась. Почему не опубликовано постановление о прекращении «Катынского дела», не обнародованы результаты прокурорского расследования расправы с арестованными в ходе облавы в Августовском лесу?

С чем мы имеем дело — с неспособностью или нежеланием Главной военной прокуратуры провести доскональное расследование и опубликовать его результаты?

В надежде получить ответ от руководителей Главной военной прокуратуры просим рассматривать эту публикацию как официальный запрос «Новой газеты».

Справки:

Горгонов Иван Иванович (1903—1994) — родился в семье крестьянина-середняка. Русский. В Коммунистической партии с 1927 г. (исключен Московским горкомом в 1955 г. «за нарушение советской законности»). В 1915 г. окончил сельскую школу и в 1918 г. — 1-й класс школы 2-й ступени. В 1952 г. экстерном окончил педагогический институт в Москве. В 1925—1927 гг. — в РККА, затем на комсомольской работе. С 1928 г. — в органах ОГПУ. В 1943—1946 гг. — начальник 1-го отдела ГУКР СМЕРШ НКО, генерал-майор (26.05.43). В 1946—1951 гг. — начальник УМГБ по Московской области. Лишен звания генерал-майора постановлением СМ СССР № 2349–1118сс от 23 ноября 1954 г. «как дискредитировавший себя за время работы в органах госбезопасности и недостойный в связи с этим высокого звания генерала». В 1956 г. работал заместителем управляющего трестом № 12 «Мосстроя».

Зеленин Павел Васильевич (1902–1965) — родился в семье кузнеца. Русский. В Коммунистической партии с 1929 г. В 1915 г. окончил 2-классное железнодорожное училище, работал учеником и подручным котельщика на заводе в Запорожье. С 1918 г. — в РККА. С 1920 г. — в органах ЧК на ж.д. Украины, с декабря 1939 г.  — начальник ДТО НКВД Белостокской ж.д. С 1941 г. — на руководящей работе в органах военной контрразведки, в 1944—1945 гг. — начальник УКР СМЕРШ НКО 3-го Белорусского фронта, с августа 1945 г. — начальник УКР СМЕРШ НКО — УКР МГБ СССР ГСОВГ. С апреля 1947 г. — в распоряжении управления кадров МГБ СССР. Уволен из МГБ в запас по состоянию здоровья в декабре 1948 г. В октябре 1951 г. был арестован по обвинению в «подрывной деятельности в органах МГБ». Осужден ОСО МГБ СССР 23.08.52 по ст. 58—1«б» УК РСФСР на принудительное лечение «с изоляцией». В мае 1954 г. состав преступления переквалифицирован на ст. 193—17«а» УК РСФСР и в соответствии с Указом об амнистии от 27.03.53 дело производством прекращено. Освобожден 15.05.54. Генерал-лейтенант (26.05.43). Лишен звания генерал-лейтенанта постановлением СМ СССР № 2395—1145сс от 3 декабря 1954 г. «как дискредитировавший себя за время работы в органах госбезопасности и недостойный в связи с этим высокого звания генерала».

Дополнение: в 2012 году документ был рассекречен по запросу Н. В. Петрова и размещен на сайте "Уроки истории":