[Исследователь Сергей Прудовский предоставил там следующий рапорт начальника УНКВД по Калининской области Д. С. Токарева и прокурора Осипенкова со своими примечаниями.]

Совершенно секретно.

Народному Комиссару Внутренних Дел Союза ССР

тов. Берия.

Прокурору Союза ССР

тов. Вышинскому.

Докладная записка.

По Вашему поручению нами произведено расследование заявления мл. лейтенанта государственной Безопасности Михайлова[1] о незаконных методах следствия в УНКВД по Калининской области.

Расследованием установлено: под видом борьбы с контрреволюцией УНКВД по Калининской области в течение последнего года практиковало массовые аресты без наличия к этому достаточных материалов, а иногда при полном отсутствии таковых.

Большинство арестов производимых УНКВД основывалось только на показаниях арестованных, которые уличали других лиц в участии в контрреволюционной деятельности. Достаточно было показаний двух таких арестованных, а часто и одного, чтобы произвести арест уличенного ими человека.

Таким путем, более 1000 человек было арестовано в пограничной с Латвией полосе – так называемых контрабандистов и перебежчиков. Эта операция проводимая в марте-апреле 1938 года проходила наспех, почти при полном отсутствии агентурных данных. Больше того, для пограничных районов была установлена разверстка, заранее определяющая количество лиц подлежащих аресту.

Так, например: для Себежского района установлена была цифра 300 человек, для Красногородского района - 300 человек, Пушкинского района - 100 человек и т.д. Эта разверстка полностью была выполнена.

В директиве быв. Нач. УНКВД по Калининской области Гуминского и начальника 3 отдела Доценко от 20.03.38 г. прямо было указано, что аресту подлежат все бывшие контрабандисты и что по этим делам следует форсировать составление альбомных справок. При этом указывалось, что изъятие контрабандистского элемента является важнейшей оперативной задачей.

На 10.12.1938 года содержалось под арестом и числилось за УНКВД по Калининской области 640 контрабандистов, арестованных по вышеизложенной директиве.

В отношении большинства этих арестованных имеются сведения только о том, что они в 1920-24 г.г. совершали нелегальные переходы границы в Латвию, в целях приобретения товаров и продуктов для личного потребления.

В преобладающем большинстве эти лица до ареста были колхозниками. В некоторых пограничных колхозах Себежского и Красногородского районов было арестовано почти все мужское население, в том числе и руководство колхозов (колхоз ”Червонный Штендерт” – Себежского района, колхоз ”Большевик” и колхоз ”Красная Брыневка” – Красногородского района и другие).

Все эти дела расследовались упрощенным порядком – один-два свидетеля, протокол допроса обвиняемого, одна очная ставка и дело закончено. При проведении этой операции в Себежском районе были использованы так называемые «штатные» свидетели (Подвинский, Фиш и другие), которые давали показания по делам десятков лиц, даже им мало известным. Многие из этих арестованных подвергались избиению.

В настоящее время за отсутствием материалов о шпионской деятельности большинство таких дел прекращается или подлежат прекращению.

Контрольная цифра арестов Областным Управлением НКВД доводилась и по другим округам и пунктам. Например: по охотхозяйству в 1937 году быв. нач. Управления НКВД Листенгуртом[2] было дано указание арестовать 35 человек и сделать их террористами. Это указание было выполнено.

Большое количество неправильно арестованных лиц имело место и по делу Карельской националистической организации.

В настоящее время за УНКВД по Калининской области числится арестованных 2.681 человек.

Благодаря существовавшей системе следствия создаются значительные трудности в дальнейшем расследовании этих дел.

Был установлен такой порядок, когда для следователей начальниками отделов устанавливались твердые сроки при которых они должны добиться признаний от обвиняемого.

Как правило, такие сроки не превышали 5 дней, а часто давались и более короткие сроки.

Кроме того следователю, как правило, передавался арестованный без какого либо уличающего материала.

В числе арестованных УНКВД (кроме контрабандистов) большинство составляют руководящие работники партийного и советского аппарата районов, округов и области.

Редко, где бы арестованный первый секретарь Райкома ВКП(б) не назвал в качестве своих единомышленников по подпольной к-р работе – председателей РИКов, второго и третьего секретарей Райкомов, особенно зав. РАЙЗО и т.д.

Многие из арестованных под влиянием физического воздействия приводят, как участников к-р организации начальников Райотделений НКВД, райпрокуроров и других руководящих районных работников. Один только Рабов назвал, как членов к-р подпольной организации 20 человек – начальников Райотделений НКВД, хотя большинство из них он не знает даже по фамилии.

В Калининской тюрьме более года содержатся 596 человек, следствие по делам которых не закончено. От 10 до 12 месяцев содержится 555 человек. Многие арестованные, которые содержатся по несколько месяцев ни разу не допрашивались.

Дело Богданова – арестованного по предложению Обл. УНКВД Идрицким Райотделением НКВД в октябре 1937 года не только не закончено, но и вообще этого дела не существовало. Более года Богданов сидит под стражей без допросов и не знает в чем его обвиняют. В 3-м отделе Обл. Управления НКВД заявили, что дела Богданова там нет и поэтому он освобождается ими из под стражи.

В Калининской тюрьме чрезвычайная скученность, грязно, арестованные спят на голом полу, помещение не отапливается и не дезинфицируется. Там обнаружено большое количество заключенных – больных цингой.

В аппарате УНКВД практика жестокого избиения арестованных, длительное выдерживание их на непрерывных допросах (5-10 суток) и др. методы насильственного воздействия имели самое широкое распространение. О массовом избиении арестованных можно судить хотя бы по тому, что из 550 человек, прошедших через внутреннюю тюрьму за время с 1 мая по 15 декабря 1938 года подвергалось избиению свыше половины. Как установлено следствием, арестованные избивались без всякого разбора, причем нередко избивались буквально до полусмерти. Арестованному Кузнецову, например, так разбили голову, что он уже в течение 3-х месяцев ходит забинтованным, а арестованный Носовский, в результате избиения мочился кровью. Имели место и такие случаи, когда арестованным при избиении ломали ребра (Першин), избивали до бессознания, а затем приводили в чувство водой. Некоторых арестованных побоями доводили до полного физического изнеможения и после «допроса» их часто отводили в камеру под руки.

Для учинения физического насилия над арестованными были отведены во внутренней тюрьме специальные кабинеты (так называемый «следственный корпус»). Однако, били арестованных и в рабочих кабинетах, в частности в кабинете начальника 4-го отдела Рождественского.

Били арестованных не только кулаками, но и ногами, палками, табуретками, резиновыми амортизаторами, специально приспособленными резиновыми дубинками и проч. (одна резиновая дубинка и амортизатор, при этом прилагаются).

Установлено, что массовые избиения арестованных и физическое изнурение их путем длительных непрерывных допросов являлось системой и основными методами допроса.

На оперативных совещаниях Никонов (арестован), Доценко, Рождественский, Дергачев и Лисицын давали установку: «с врагами стесняться нечего. У нас рука не дрогнет. Острые методы необходимы».

К арестованным, не дававшим изобличительных показаний против себя и других, применялись и такие противозаконные меры, как инсценировка ареста членов семьи, угрозы, лишение пищи и воды, заключение в карцер до 45 суток и т.д.

Кроме того, арестованные, подвергавшиеся избиению лишались медицинской помощи. Существовал такой порядок, согласно которому просьба каждого арестованного об оказании ему медицинской помощи начальником тюрьмы удовлетворялась только с разрешения начальников  соответствующих отделов, которые избитым арестованным в такой просьбе всегда отказывали.

Все это делалось для того, чтобы заставить арестованных «давать показания». В результате этого, поставленные в безвыходное положение, арестованные вынуждены были давать (и давали) «любые показания», чтобы избежать дальнейших издевательств. Арестованный Носовский, например, при допросе прямо заявил, что он будет говорить все, что «потребует начальство», но что он уже не позволит больше «пальцем себя тронуть».

Вымогание показаний от арестованных широко культивировалось и поощрялось. Лучшими следователями считались те, которые активно участвовали в избиениях арестованных и которые вымогали у последних как можно больше признаний с наибольшим числом соучастников (Лисицын, Сидоров, Моисеев, Федосеев и другие). Следователи, выражавшие сомнения в правильности указанных методов следствия и в правдоподобности добытых, таким путем, показаний, считались «неспособными вести борьбу с врагами народа», подвергались критике и даже преследованию со стороны Доценко, Рождественского и Филимонова (Гаврилов, Силанов, Солодов и др.).

Ввиду того, что арестованные, благодаря вымогательским приемам допроса, выдумывали и называли в своих показаниях многих людей, как своих «соучастников», работники УНКВД, чтобы закрепить эти показания и создать видимость их правдоподобности, добивались аналогичных показаний от других арестованных. С этой целью в 3, 4 и 9 отделах широко применялась практика подсказывания арестованным фамилий, диктовки показаний и даже внесения в протокол того, о чем арестованный не показывал.

В протокол допроса арестованного Преображенского, например, Филимонов записал «показания» из ориентировки НКВД СССР о процессе над меньшевиками, который состоялся в 1931 году. Показания арестованного Кандаурова о том, что он знает мужа и жену Григорьевых, как антисоветских людей и подозревает их в шпионаже, Филимонов «исправил» в протоколе так, что Кандаурову Григорьевы известны, как участники антисоветской организации, диверсанты, террористы и шпионы. Подобные «коррективы» Филимонов вносил и в показания арестованных Рыженок и Волкова.

Насколько глубоко зашла практика вымогательства показаний, можно судить по следующим примерам:

Начальник 3 отдела Доценко приказал сотруднику Алешкину добиться от арестованного Кузнецова показаний о наличии у него оружия. Ввиду того, что Кузнецов таких показаний не давал, Доценко подверг его зверскому избиению. После этого Кузнецов показал, что карельская буржуазно-националистическая организация, участником которой он являлся, имеет 300 винтовок, 30 револьверов, 6 пулеметов и 800 гранат. Однако, затем, когда уже все убедились, что эти показания являются ложными, Доценко приказал протокол по этому допросу из дела изъять (протокол прилагается).

Подобный случай имел место с арестованным Кошкиным (окружной агроном). Требуя от Кошкина показаний о наличии оружия, Доценко избил его до потери сознания. В результате Кошкин «признался», что он имеет 10 винтовок. Для Доценко этого показалось мало и он начал снова избивать Кошкина. Последний затем показал, что у него в избе спрятано 1000 винтовок, 500 револьверов и 600 бомб. На следующий день вместе с Кошвиным[3] на место нахождения оружия поехали Доценко и другие работники УНКВД, чтобы оружие изъять, но оружия там не оказалось. Кошкин заявил, что он такие показания дал вынужденно.

Арестованный Бахир, в результате изнурения непрерывным допросом дал показания, что всех свидетелей, его изобличавших, он завербовал в антисоветскую организацию. Но так как это показалось совершенно неправдоподобным следователь Афанасьев приказал написать в протоколе, что Кузнецов их «подготовлял к вербовке». Кроме того, следователь Солодов[4], по указаниям Пярна, записал в протокол Бахира, что им подготовлялся террор, хотя Бахир об этом не показывал.

Арестованный Моргенштерн в своих показаниях назвал 69 участников антисоветской организации, в том числе 39 инженерно-технических работников вагонного завода в Калинине. Дело его вели Доценко и Глебов. Теперь Моргенштерн от показаний отказался.

Сейчас, когда прекратились избиения арестованных, последние пошли по линии массовых отказов от ранее данных показаний. Например, арестованный Жданов, назвавший 105 соучастников, Носовский, показавший о 85 соучастниках, Смирнов П.П. и целый ряд других отказались от своих показаний, категорически заявляя, что они ложны. В своем заявлении Смирнов пишет: «Все показания я вынужден был дать в результате почти 5-ти месячных пыток, избиений и издевательств. Они даны были по плану капитана Доценко».

Заслуживает внимания то обстоятельство, что Рождественский на оперативных совещаниях в июне 1938 г. заявлял: «У нас 70 районов, а право-троцкистские организации вскрыты только в 35. Нужно везде вскрыть, в каждом районе». В связи с этим характерным является, что арестованный Бандурин под влиянием вымогательств и под диктовку следователя Федосеева указал в своих показаниях всех руководящих работников района (члены РИКа, бюро РК и т.д.), как участников антисоветской организации.

В тех случаях, когда требовалось документировать факты преступной деятельности обвиняемых и когда добытая документация (например, акты о вредительстве) или оправдывала, или недостаточно уверенно доказывала степень виновности обвиняемого, она пересоставлялась вторично или «дополнялась» объяснительными записками. Например, Оганян арестован по 4-м показаниям (одно прямое, три косвенных), добытым разоблаченными врагами. Рождественский вынудил показания у Оганяна, но затем последний от них отказался. Была создана комиссия для установления вредительской работы Оганяна, но она опровергла наличие вредительства. После этого Афанасьев предложил комиссии приложить к акту объяснительную записку, указав в ней, что приводя[5] различные мероприятия, Оганян руководствовался директивами Обкома и Облисполкома «заведомо зная вредительский характер этих директив».

Для получения от арестованных «нужных» показаний, помимо перечисленных выше методов вынуждения этих показаний, применялась и практика задабривания и подкупа арестованных. Сознавшимся устраивали хорошее питание, давали лучшие папиросы, угощали пивом, предоставляли свидание с родственниками, чтобы эти арестованные давали больше «соучастников» и чтобы уличали их на очных ставках. Таким образом вырабатывались «профессиональные свидетели» – провокаторы, которые уличали кого угодно и в чем угодно (Носовский, Жданов, Ремесницкий и другие). Ремесницкий смеялся в беседе со следователями: «Работа у меня сейчас легкая и выгодная».

Несомненно, что в аппарате УНКВД сознательно проводилась вражеская работа, благодаря чему следственное производство в настоящее время запутано совершенно.

Весьма характерно поведение Рождественского и Доценко в том отношении, что они тех арестованных, которые давали показания, всегда старались скорее «сбыть с рук», т.е. доложить на Военную Коллегию и расстрелять. И только после этого проводились  аресты лиц, проходящих по их показаниям. Таким образом, исключалась всякая возможность проверки правдоподобности этих показаний (дело Козлова, Коньшина и др.).

Имели место и такие факты, когда допрашивали и до полусмерти избивали осужденных к ВМН перед самым моментом приведения в исполнения приговора. Такой случай, например, был в ноябре 1937 года, когда осужденного (фамилия не установлена), приведенного уже в спецпомещение для казни, Курдин, Доценко, Криштал, Корягин и Артемьев избили так, что перебили ему ноги, руки, грудную клетку и разбили голову, причем у него текла кровь не только из головы, но и из горла. Расстреляли его уже полуживого.

Как установлено следствием, в избиениях арестованных наиболее активное участие принимала специально для этого созданная «бригада» ответственных работников УНКВД, а именно: пом. начальника УНКВД Дергачев, начальник 3 отдела Доценко, начальник 4 отдела Рождественский, начальник АХО Курдин, начальник 2-го спецотдела Артемьев, начальник 11 отдела Филимонов и бывш. врид нач. Особого отдела Фукс.

Вообще же в избиениях арестованных принимали участие почти все оперработники аппарата УНКВД (за малым исключением).

На почве издевательств над заключенными и их избиений во внутренней тюрьме имел место ряд случаев самоубийства арестованных и особенно попыток к самоубийствам (Туман, Левин, Кириллов и др.).

В руководящем составе аппарата УНКВД до настоящего времени продолжают оставаться лица сознательно проводившие вражеские установки прошлого, разоблаченного руководства УНКВД. Например был случай, когда ранее запрещалось брать показания о бывшем секретаре Калининского Обкома ВКП(б) – Михайлове, являвшемся руководителем к-р право-троцкистской организации в Калининской области. Когда некоторые арестованные все же пытались показывать о Михайлове, как о руководителе к-р организации, они встречали противодействие. Арестованный Девяткин (осужден) показал, что в числе главных руководителей право-троцкистского подполья состоит Михайлов. Начальник отделения Никитин вытер фамилию Михайлова, уже после подписи протокола обвиняемым. Арестованный Макар, давший показание о Михайлове, умер при загадочных обстоятельствах.

В последующем начальник 3 отдела УГБ Доценко, начальник 4 отдела УГБ Рождественский, пришедшие в УНКВД при Гуминском (изобличен, как шпион) и Никонове (изобличен, как троцкист) и продолжающие работать и в настоящее время и ряд других работников, осуществлявшие ранее вражеские указания Листенгурта, Гуминского и Никонова, пытались оправдать перед сотрудниками линию этих разоблаченных врагов.

Ряд работников УНКВД показывают, что начальник 4 отдела Рождественский и бывший его заместитель Лисицын заявляли на оперативных совещаниях, что они стоят в расследовании дел на правильном пути и что показания, полученные в свое время Листенгуртом, Гуминским и другими врагами правильны и подтверждены показаниями Михайлова (б. секретаря Обкома ВКП/б/). Эти выступления связаны были с тем, что Рождественский и другие начали производить аресты по протоколам показаний, отобранными Листенгуртом и другими, зная при этом, что Михайлов к этому времени никаких показаний не давал.

Наряду с явно враждебными действиями в вопросе ведения следствия и стремлением оправдать вражескую деятельность прошлого руководства УНКВД Доценко, Рождественский и другие работники, делали все возможное, чтобы ввести в заблуждение руководящие парторганы и ЦК ВКП(б) о действительном положении вещей с ходом борьбы с врагами в Калининской области. А с другой стороны они направляли удар на ликвидацию партийных, колхозных и чекистских кадров, в то время, как действительные шпионские и контрреволюционные гнезда остаются нетронутыми.

Весной 1938 года в Калинин прибыла комиссия ЦК ВКП(б), во главе с секретарем ЦК т. Андреевым. Тов. Андреев затребовал из УНКВД справку о количестве лиц, проходящих по показаниям изобличенных участников право-троцкистского подполья, как соучастники. Начальником 4 отдела Рождественским была дана справка о 60 челов[ек], в то время, как в действительности на учете у него состояло свыше 800 лиц этой категории.

В данный момент из этой картотеки изъято около 700 карточек и на учете числится около 300 человек, проходящих по показаниям участников право-троцкистской организации. На кого изъяты карточки, кто остался, враги или оговоренные честные граждане СССР – установить трудно, так как изъятие сделано без проверки показаний.

Не исключено, что изъятие подавляющего большинства этих карточек связано со стремлением скрыть замыслы по разгрому честных кадров.

По 3-му отделу УГБ такого учета проходящих по показаниям лиц не ведется вовсе.

Установленные в процессе данного расследования методы следствия, контингенты арестованных и результаты показывают, что удар, УГБ УНКВД в лице Доценко, Рождественского, Дергачева и работников непосредственно помогавших им, был направлен в значительной своей части к разгрому честных советских кадров.

В то же время вскрытая работником Ильиным польская резидентура на советско-латвийской границе (дело Машута), путем консервации этого дела 3 отделом, уже в течение года существует до сих пор и не разгромлена.

3-й отдел УГБ (Доценко) зная, что по Куньинскому и Торопецкому районам выявлен ряд шпионских точек, не принял мер к оказанию немедленной оперативной помощи этим районам и пошел по пути разгрома колхозного пограничного населения (изъятие контрабандистов).

Работа по антисоветскому церковному элементу по прямому указанию начальника 4 отдела Рождественского (сын попа) свернута уже более года, несмотря на ряд совершенно конкретных сигналов о растущей к-р активности этих групп.

Вместе с тем в разных районах области на 10-е февраля 1938 года учтено нелегально действующих сектантских групп с общим количеством более 3900 человек.

Почти полное отсутствие партийно-массовой работы жестокое подавление всякой критической здоровой мысли, бывшим враждебным руководством УНКВД, при непосредственной и активной помощи группы руководящих работников УНКВД, являвшихся до настоящего момента проводниками вражеских установок в оперативной работе, вот что характеризует положение парторганизации УНКВД по Калининской области, в период 1937 года – декабрь 1938 г.

В самом составе парткома оказались люди, имеющие сомнительное прошлое, подхалимы, активно участвовавшие в избиении арестованных, издевательствах над ними и фальсификации дел (Волл, Буданов, Филимонов, Асташкин).

Партком УГБ, особенно с декабря 1937 года и в последующем имел ряд сигналов об исключительном зажиме самокритики, об избиении арестованных и издевательствах над ними, о целом ряде преступных действий членов партии. Действительных мер по этим сигналам Партком не принял.

Больше того, в отношении коммунистов открыто разоблачавших вредительские методы работы в УНКВД со стороны начальников отделов (Доценко, Рождественский, Филимонов) применялись угрозы и переводы на неоперативную работу (Солодов, Силанов, Портнов и др.). На эти случаи Партком также не реагировал.

Исключительно возмутительный случай имел место с увольнением из органов бывшего надзирателя Внутренней тюрьмы УНКВД – кандидата ВКП(б) Селезнева. Только за то, что Селезнев выступил на партийном собрании с заявлением о грубости начальника АХО Курдина к сотрудникам – он был немедленно уволен. Между тем Селезнев характеризуется как хороший работник.

Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 года руководителями отделов было принято неприязненно.

При обсуждении этого постановления на оперативных совещаниях Дергачев, Рождественский и другие смазали вопрос об извращении в следственной работе и свели эти извращения к мелочам.

Виновниками всех указанных вражеских действий, организаторами и исполнителями массового зверского избиения арестованных, вымогательства ложных показаний, создания необоснованных дел и укрывательство действительных врагов народа являются следующие лица:

1. Дергачев[6] – помощник начальника Управления НКВД по Калининской области, старший лейтенант госуд. безопасности (Личное дело в Москве).

2. Рождественский[7] Александр Константинович, начальник 4-го отдела УГБ, капитан государственной безопасности, 1899 года рождения, сын священника, окончил в 1918 году духовную семинарию, в органах НКВД работает с 1920 года. В прошлом был лично связан с бывшим начальником управления НКВД Гуминским, разоблаченным как враг.

3 Доценко Г.С.[8] – начальник 3 отдела УГБ, капитан госуд. безопасности (личного дела в отделе кадров УНКВД не имеется).

По отзыву секретаря Парткома УГБ, Доценко был на территории белых длительное время, работал секретарем у Агранова. Прибыл в Калинин вместе с Гуминским. Имеет двух братьев эсеров. В партийной жизни никакого участия не принимал.

4. Фукс Исак Хаимович[9], бывший врид начальника Особого отдела УГБ (ныне уволен в запас), лейтенант государственной безопасности, 1904 года рождения, член ВКП(б) с 1928 года, в органах НКВД с 1922 года. Брат его, Арон, осужден по 1-й категории за к-р деятельность.

По имеющимся материалам, отец Фукса являлся владельцем магазина в Одессе. В 1936 году отец имел намерение выехать в Польшу, где у него проживает брат – владелец магазина. Сестра Фукса проживает в Америке.

По заявлению бывшего сотрудника УНКВД Ларина – Фукс прибыл в Калинин с рекомендательной запиской Гая (разоблачен, как шпион) к Домбровскому (изобличен как враг). Личное дело Фукса в 5-м отделе НКВД исчезло.

5. Курдин Михаил Алексеевич[10], начальник административно-хозяйственного отдела, лейтенант государ. безопасности, 1899 года рождения, член ВКП(б) с 1918 года, в органах НКВД с 1919 г. Имеются материалы о том, что в 1925 году Курдин высказывался на собрании в троцкистском направлении по вопросу о построении социализма в одной стране. Курдин утверждает, что организационно с троцкизмом связан тогда не был. По отзыву секретаря Парткома УГБ, Курдин скрывает свое участие в троцкистской оппозиции.

6. Филимонов Георгий Александрович[11], врид начальника Х1 отдела УГБ, лейтенант госуд. безопасности, 1898 года рождения, член ВКП(б) с 1918 года, в органах НКВД с 1922 года.

7. Лисицин Анатолий Николаевич[12], бывший начальник отделения 4 отдела УГБ УНКВД (Личное дело в Москве).

8. Моисеев Николай Григорьевич, оперуполномоченный 4-го отдела УГБ, сержант госуд. безопасности, 1913 года рождения, член ВЛКСМ с 1929 г., в органах НКВД с 1933 года.

Указанные сотрудники подлежат аресту и привлечению к уголовной ответственности.

Ряд сотрудников Управления НКВД активно участвовали в избиениях арестованных, создавали фиктивные дела и вымогали показания, прибегая иногда к прямым подлогам в протоколах допросов.

Установлено активное участие в избиении следующих работников:

1. Артемьев Николай Федорович[13] – начальник 2-го спецотдела УНКВД – ст. лейтенант госуд. безопасности.

2. Сидоров Валентин Николаевич[14], начальник отделения 4 отдела УГБ, лейтенант госуд. безопасности.

3. Хрусталев Иван Прокофьевич[15], врид особоуполномоченного УНКВД – сержант государ. безопасности.

4. Волл Самуил Александрович[16], пом. начальника 5-го отдела УГБ – ст. лейтенант госуд. безопасности.

5. Пярн Михаил Константинович[17], пом. начальника отделения 4 отдела – сержант госуд. безопасности.

6. Галимов Серажетдин Жемаодинович[18], пом. начальника отделения 4 отдела – мл. лейтенант госуд. безопасности.

7. Устиновский[19] – начальник отделения Особого Отдела.

8. Никитин – начальник 1 отделения 3 отдела УГБ.

9. Остапенко Степан Агафонович[20] – врид инспектора при начальнике Управления – мл. лейтенант государственной безопасности.

10. Федосеев Василий Никитич, оперуполномоченный 4 отдела УГБ.

Полагаем указанных 10 сотрудников подвергнуть административному взысканию по усмотрению народного комиссара внутренних дел СССР с последующим рассмотрением вопроса о них в партпорядке.

Начальник УНКВД по Калининской области

Капитан госуд. безопасности – Токарев.

Нач. 4 отделения особоуполномоченного НКВД СССР – ст. лейтенант госбезопасн. - Гордон[21].

Прокурор прокуратуры Союза ССР – Осипенков.

23 декабря 1938 г.

Верно: [подпись не читается]

ЦА ФСБ. Ф. 3. Оп. 5. Пор. 84. Л. 152-173

---