Сотрудник внутренней тюрьмы УНКВД по Харьковской области М. В. Сыромятников дал подробные показания о расстреле в 1940 году в Харькове польских военнопленных и захоронении их близ Пятихаток. Его показания подтверждаются как многочисленными документами (документы закрытого пакета №1; записка от 21.05.1953, подтверждающая использование спецобъекта в Пятихатках для захоронений; переписка КГБ о польских могилах под Харьковом 1969 года и 1988-1989 годов), так и результатами советских и польских эксгумаций (материалы будут добавлены на сайт позже).

Подробнее о персонажах, упомянутых Сыромятниковым, можно прочитать в статье Н. В. Петрова "Палач-хапуга и находки школьников" (Новая газета, №52, 22.05.2015) и в исследовании О. Бажана и В. Золотарева "Смертні вироки у період Великого терору на території Харківщини: статистика, процедура та персональний склад 'розстрільної команди'" (З архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ, 2019, №1(51)).

Сыромятников значится в списке награжденных за организацию расстрельной акции 1940 года (возглавляемом московской командой опытных расстрельщиков).

Протокол допроса от 20.06.1990.

В начале допроса мне сообщено, что допрашиваюсь в качестве свидетеля по уголовному делу, возбужденному 6 марта 1990 года по факту массовых захоронений в 6-м квартале лесопарка гор.Харькова прокуратурой Харьковской области.

На предложение рассказать всё известное ему об обстоятельствах, в связи с которыми он допрашивается, свидетель показал: в органах я работал с 1935 года. С 1933 по 1936 год я работал милиционером дивизиона особого назначения. Указанный дивизион охранял советское правительство Украинской республики, которое в то время находилось в гор. Харькове, так как столицей Украины являлся г. Харьков. Я, с другими сотрудниками охранял места проживания Косиора, Петровского Г. И. и других видных деятелей, а также немецкое, польское и итальянские консульства. Зимой 1936 года я поступил на работу в УНКВД по Харьковской области, где первоначально был зачислен на должность вахтера комендатуры УНКВД, нес дежурную службу при комендатуре. Через некоторе время я был назначен на должность надзирателя внутренней тюрьмы УНКВД по Харьковской области, а с 1939 по 1941 г. был назначен старшим по корпусу внутренней тюрьмы НКВД.

С началом Великой Отечественной войны я был оставлен в Печенежском районе Харьковской области для организации партизанской борьбы. В связи с болезнью я был отправлен в тыл, после излечения я был зачислен в 25 пограничный полк, который участвовал в обороне Кавказа.

После освобождения гор. Харькова я был отозван из 25 пограничного полка и был направлен в распоряжение УНКВД по Харьковской области, где был назначен на должность помощника начальника внутренней тюрьмы УНКВД. В 1955 году я был уволен из органов по возрасту.

Относительно массовых репрессий, имевших место в 30-40-х годах и начале 50-х годов, я могу показать о фактах, свидетелем которых я являлся.

В 1936-1939 г.г., как я уже показал, я работал надзирателем во внутренней тюрьме УНКВД по Харьковской области. В мои обязанности входило: соблюдать режим содержания арестованных и подследственных органов НКВД, водить их на допросы к следователю, водворять подследственных после допросов в камеры. Всё я это делал по распоряжению следователей. Примерно в 1936 году число арестованных в тюрьме значительно возросло. Нам этот факт объясняли тем, что в стране идет классовая борьба, в ходе которой были вскрыты организации троцкистов и других замаскированных врагов. Арестованные находились уже не только во внутренней тюрьме УНКВД, но и в пересыльной тюрьме на Холодной Горе. В это время от сотрудников УНКВД, от кого именно я уже не помню, мне стало известно, что лиц, приговоренных особыми тройками, двойками, совещаниями к высшей мере наказания расстреливают в подвалах УНКВД. Примерно летом-осенью 1937 года комендант УНКВД Зеленый, других данных его не помню, вызвал меня и отдал приказ: по спискам составленным им, выводить арестованных из камер и доставлять их в подвал НКВД. Я выводил арестованных, доставлял их в подвал и передавал коменданту Зеленому. В подвале находились комендант Зеленый, прокурор, фамилии имени и отчества его не знаю, и, насколько я помню еще кто-то из сотрудников комендатуры. Я уходил за следующими арестованными, в это время арестованные в подвале расстреливались. Затем через некоторое время я и другие сотрудники комендатуры, кто уже не помню, обязаны были выносить трупы расстреляных из подвала и погрузить их на грузвую автомашину. Расстрелы и погрузка трупов, также как и их вывоз с территории УНКВД, происходили только в ночное время. Трупы мы вывозили на так называемое старое еврейское кладбище. Это кладбище находилось рядом с татарским кладбищем. Располагалось оно на Салтовке, по ул. Конюшенной, в настоящее время, как я знаю, эта улица называется сейчас именем академика Павлова. На кладбище трупы у нас принимал заведующий кладбищем Горбачев, других данных о нем я не знаю, о его судьбе мне ничего не известно. К нашему приезду на кладбище были вырыты уже ямы, в которые мы складывали трупы после чего уезжали в УНКВД. Во время доставки трупов на кладбище и их захоронении подходы к кладбищу охранялись. Когда мы приезжали в следующий раз на кладбище, на месте бывших ям мы видели обыкновенные могильные холмики. Обычно в одну яму ложили по 5-6 человек. Я вспоминаю, что когда я доставлял арестованых в подвал, мне приходилось видеть, что в комнату, куда заводили арестованых, заходил комендант Зеленый, у которого в руках находился револьвер. Из этой же комнаты мы через некоторое время убирали трупы. Я сейчас не могу вспомнить когда именно происходили расстрелы и захоронения на еврейском кладбище. Однако они происходили не каждый день, а очевидно по мере накопления подследственных, приговоренных к высшей мере наказания. Захоронения на еврейском кладбище производились примерно до средины марта 1938 года. Затем было организовано новое место захоронений, которое располагалось в лесопарке, по Белгородскому шоссе в сторону гор. Белгорода, в лесу, примерно в 1.5 километрах от пос. Пятихатки, примерно в 200 метрах справа от дороги. Из сотрудников УНКВД, которые были непосредстенно причастны к массовым репрессиям я вспоминаю Кашина Василия, Руденко, Руся, других данных их не помню. Вспоминаю, что примерно в 1939 году они были осуждены за нарушение социалистической законности. Я их неоднократно видел в подвале, однако что они конкретно делали, какие действия совершали, мне об этом неизвестно.

В рассказаных акциях я учуствовал не часто, а периодически по указанию коменданта Зеленого.

Как я уже показал, захоронения на еврейском кладбище прекратились примерно в средине марта 1938 года. С этого времени захоронения происходили в указанном мною месте в лесопарке по Белгородскому шоссе. Мне, примерно 2 раза ночью, приходилось вывозить туда группы расстреляных советских граждан. Однако более подробно об этом показать в настоящее время не могу, так как за давностью времени уже не помню.

Примерно в мае 1940 года во внутреннюю тюрьму НКВД начали прибывать большие группы польских военнослужащих. Как правило это были офицеры польской армии и жандармы. Как нам тогда объяснили, эти поляки попали в плен Красной Армии при освобождении в 1939 году западных областей Украины и Белоруссии. Откуда они прибывали в Харьков, мне об этом неизвестно. В Харьков их доставляли по железной дороге в специальных вагонах. С УНКВД выезжали машины, на которых поляков доставляли в здание УНКВД. Я в то время был старшим по корпусу внутренней тюрьмы и мне приходилось принимать поляков и водворять их в камеры. Как правило в тюрьме они находились недолгое время: день-два, а иногда и несколько часов, после чего их отправляли в подвал НКВД и расстреливали. Расстреливали ли их по приговорам или другим судебным решениям, мне об этом неизвестно. Мне приходилось несколько раз сопровождать их в подвал и я видел, что в подвальные помещения их заводили группами. В подвале находились прокурор, кто именно я уже не помню и комендант Куприй, другие данные о нем также не помню, / в то время он был комендантом УНКВД /, и несколько человек из комендатуры. Кто именно расстреливал поляков, мне об этом неизвестно. После расстрелов трупы поляков грузились в грузовые автомобили и отвозились в лесопарк в указаное мною место захоронений. Расстрелы поляков производились по мере их поступления в УНКВД. Сколько их было доставлено в УНКВД по Харьковской области я не знаю, и примерно сказать не могу, так как я заболел и попал в госпиталь, где находился 2 месяца. На момент моего заболевания поляки в УНКВД ещё поступали. Несколько раз мне приходилось грузить трупы поляков и отвозить на место захоронения. Как я уже показал, место захоронения находилось в 200 метрах от Белгородского шоссе. Его территория была обнесена забором и охранялась. Дальше начинался яр. Трупы поляков складывали в большие ямы, которых было две или три. Трупы пересыпали порошком белого цвета. Для чего был нужен этот порошок, я не знаю, в то время среди нас ходили разные разговоры, якобы этот порошок способствовал разложению трупов. Надо сказать, что все действия по расстрелу поляков и их захоронению контролировались представителями НКВД из Москвы. После растреляных поляков в том месте производились и захоронения расстреляных советских граждан, которые были приговорены к высшей мере наказания. Однако каких-либо конкретных сведений, я об этом не знаю. Мне известно, что после освобождени гор. Харькова, на этом же месте захоранивались приговоренные к расстрелам изменники Родины, каратели, полицейские и другие преступники, однако более детально об этом я показать не могу, так как я не был свидетелем этих акций. После окончания войны стало известно, что на указанном месте захоронения в лесопарке немцы хоронили своих тифозных больных, однако я об этом помню из рассказов других сотрудников. В послевоенное время это место захоронений было закрыто и мне более о нем ничего неизвестно.

Я хочу добавить свои показания тем, что ни я, ни другие сотрудники комендатуры не знали кто и за что был арестован и содержался в тюрьме НКВД, нам говорили, что все арестованые являются врагами нашего общества, нашего народа. В настоящее время я узнал из средств массовой информации, что в стране имели место необоснованные репрессии, и я хочу, чтобы мои показания помогли восстановить справедливость и увековечить места погребения жертв репрессий.

В связи с тем, что свидетель является слепым и не может прочитать и подписать протокол настоящего допроса, была приглашена его жена Рыжкова Наталья Спиридоновна, в присутствии которой Сыромятникову М. В. был оглашен протокол настоящего допроса.

Сыромятников М.В. заявил, что протокол с его слов записан правильно, дополнений, замечаний и поправок не имеет.

В моем присутствии протокол прочитан Сыромятникову М.В. Записано с его слов правильно, дополнений и поправок он не имеет. [подпись] Рыжкова

Допросил: старший следователь следственного отделения УКГБ УССР по Харьковской области майор юстиции [подись] /Ершик/ Источник: ГДА СБУ через Константина Богуславского; также см. С. М. Заворотнов, Харьковская Катынь, 2004, стр. 94-97.

Из протокола допроса от 06.03.1992.

Ст. военный прокурор начальник отдела управления надзора Главной военной прокуратуры полковник юстиции Третецкий, с соблюдением требований ст. ст. 85, 167 и 170 УПК Украины дополнительно допросил свидетеля Сыромятникова Митрофана Васильевича с применением видеозаписывающей аппаратуры. <остальные анкетные данные на Сыромятникова М.В. в деле имеются>

в соответствии с ч. 4 ст. 167 УПК Украины Сыромятникову М.В. разъяснены обязанности свидетеля, предусмотренные ст. 70 УПК Украины, и он предупрежден об ответственности по ст. 179 УК Украины за отказ или уклонение от дачи показаний и по ст. 178 УК Украины за дачу заведомо ложных показаний. Одновременно ему разъяснено, что в ходе допроса будут применена видеосъемка.

В соответствии с действующим уголовно-процессуальным законодательством Украины специалисту Маринченко А. И. разъяснены его права и обязанности.

Допрос Сыромятникова М.В. начат в 11 часов 15 минут.

На вопрос прокурора подтверждает ли свидетель Сыромятников М.В. данные им ранее показания, в том числе и 30 июля 1991 года, последний заявил, что подтверждает все свои показания, данные им ранее и при необходимости может их дополнить.

Допрос Сыромятникова М.В. производился прямо на квартире его.

Вопрос: Вам предъявляется приказ Народного комиссара внутренних дел СССР от 26 октября 1940 г. о награждении работников НКВД за успешное выполнение специальных заданий <в том числе центрального аппарата НКВД СССР, УНКВД Калининской, Смоленской и Харьковской областей> и перечисляются все фамилии, указанные в этом приказе, кого Вы можете назвать? Вот например ст. л-т госбезопасности Куприй?
Сыромятников М.В. Куприй — это комендант. После Зеленого прислали Куприя. Был он комендантом при Управлении в Харькове. Это он выполнял все работы, которые назвали «указания» начальника Управления Сафонова. Он тогда был.
Вопрос: на прошлом опросе 30 июля 1991 г. Вы показывали, что Куприй занимался расстрелом польских военнопленных. Это тот ли Т. Ф. ?
Сыромятников М.В. Правильно, это он. Во время войны его судили и еще двоих, забыл кого. Послали их в штрафной батальон. Но они дались. А потом, когда он приехал, война, кажется, закончилась послали в Полтаву на жиркомбинат работать директором. И он мне говорил, поедем со мной, я ответил, что я работаю и меня никто не схватит. Он сказал, что постарается, чтоб отпустили, но я не захотел.
Вопрос: Уточните, когда поляков привезли?
Сыромятников М.В. Да в начале 1940 г. весной. Привезли их из Ворошиловградской области, там лагерь есть. Привезли их в Харьков. Я не знаю сколько их было. Это мне Смыкалов рассказал, что он ездил за ними. Их привезли в комендатур, во внутреннюю тюрьму Управления. Сколько их привезли? Машин 2-3. На ул. Чернышевского, здесь же Совнаркомовская, а с другой стороны Дзержинская, вокруг всего Управления были улицы. Я же был старшина по званию. В должности я тогда был прикреплен к комендатуре. Я был старшим по корпусу.
Вопрос: Вы сами не расстреливали польских офицеров ?
Сыромятников М.В. Это же было поручено коменданту Куприю и с ним был надзиратель Голицын, он работал при Куприе.
Вопрос: Какое участие он принимал в этом, вывозил или чем занимался ?
Сыромятников М.В. Он там занимался не знаю. Он был в той группе, которая поляков привозила и расстреливала. Он их в порядок приводил, привозил туда. До прокурора и Куприя приводили Девятилов, понятно. Голицын, его шофер, он привозил только. Он же возил на грузовой машине.
Вопрос: Следующий Шопка. Он какое участие принимал?
Сыромятников М.В. Не знаю. Он в милиции кажется был. Я Вам откровенно скажу, что 800 рублей я никогда не получал. Я получал, в управление вызывали, ну как вроде «оперативные» назывались деньги. Это всегда к праздникам, по 100 рублей давали, я расписывался. А чтоб 800 рублей, то боже збав.
Вопрос: А почему в этом приказе значитесь как поощрённый в сумме 800 рублей ?
Сыромятников М.В. Ну значит пускай Куприй отвечает, он деньги получал, в карман забрал, а нас всех поставил туда под ведомость.
Вопрос: А вот эти Голицын, Девятилов, Мельник и другие, — они Вам говорили о том, что получали ли они деньги ?
Сыромятников М.В. Не говорили. И не скажут. Потому что это такое дело, может он им приказал, чтобы никому не говорили, что получают, может так. Может они даже не получали.
Вопрос: А вот за то, что отвозили, привозили поляков, копали ямы, когда готовили место для поляков в лесопарке, Вас поощрили?
Сыромятников М.В. Кто поощрял? Их везли туда, где погранучилище. Дальше. В лесопарковую зону, потом ее загородили. Копали. Объясняли, что значит это курсанты учатся как оборону делать, какие окопы копать. Мы копали, копали. Нам даже жрать не давали. Вам, говорили, привезет Капглапов. Он был кладовщиком у Куприй. В его распоряжении были продукты а он их прикарманил. Нас кормить — то не кормили, а копать заставляли, давай, давай.
Вопрос: А яма-то глубокая была?
Сыромятников М.В. Ну как обычно окопы делали противотанковые.
Вопрос: Но Вы вот говорили, что яма одна такая была большая, что туда машина заезжала ?
Сыромятников М.В. Машина заезжала. Это такая яма, что танк туда становится.
Вопрос: Сколько, примерно, в машину грузили трупов ?
Сыромятников М.В. Сколько положено — двадцать пять, Накрывали их тем, что у них было. Покидали да пошел.
Вопрос: Там выгружали и складывали их или просто скидывали, или штабелями?
Сыромятников М.В. Ну, что знаете. У нас не так как у немцев, повели в Бабий Яр да постановили их всех с детьми и постреляли это у нас положено, как говорится, по уставу. Решение такое. Какой он не был ответственный, а получал свое наказание. А положат как положено. Как опускают, скажем, гроб в яму.
Вопрос: Но ведь их без гробов?
Сыромятников М.В. Без гробов. Ну их же все равно не будут же.
Вопрос: Сколько Вы там дней работали, напомните пожалуйста?
Сыромятников М.В. 6 дней по-моему был, а затем заболел. Шесть поездок сделали. Машине по одной было, а потом по две. Это мне говорили.
Вопрос: А вот внутреннюю тюрьму, где Куприй расстреливал, куда их носили?
Сыромятников М.В. Я уже показывал. Ясно рассказано. Той комнаты уже нет, первый этаж Куприй взорвал, когда немцы уже на Холодной Горе были. Источник: С. М. Заворотнов, Харьковская Катынь, 2004, стр. 98-103.