Опубликованы два свидетельства некоего Бориса Павловича Тартаковского о катынском деле. Первое - письмо Тартаковского - опубликовано в статье В. Шуткевича "По следам статьи "Молчит Катынский лес"" (Комсомольская правда, 19.4.1990). Второе - интервью - в так называемом Военно-историческом журнале (№4 за 1991 год).

Вот как Тартаковский излагает события в письме в КП:

1. В первый раз он узнал о Катыни летом 1944 года в Житомире, где в то время формировалось Войско Польское, из немецких листовок.

2. Сообщение комиссии Бурденко было воспринято с доверием, на эксгумацию выезжали шоферы автомобильного полка Вольска Польского, в котором служил БТ. В состав комиссии входили польские граждане, в том числе из Люблина.

3. Находясь в городе Гродзиск-Мазовецки, БТ познакомился с вдовой польского офицера, сидевшего в Катынском лагере, пани Катажиной, которая показала письмо от мужа из Катыни, датированное сентябрем 1941 года (письмо позже было забрано двумя неизвестными).

4. В городе Урсус [часть Варшавы, еще не бывшая тогда городом], когда там находилась часть БТ, в соседний дом вернулся майор Войска Польского, фамилия которого значилась в списках катынских жертв.

Комментарии:

1. Сообщение комиссии было опубликовано 26 января в Правде, и в тот же день были извлечены из земли последние исследованные комиссией трупы (см. Отчет о работе судебно-медицинской экспертной комиссии по эксгумации и исследованию трупов польских военнопленных в Катынском лесу от 1 февраля 1944 года).

Почему Тартаковский узнал о Катыни лишь летом, а не зимой 1944 года?

2. Откуда Тартаковский знал о реакции на сообщение комиссии Бурденко "в то время", если он не знал о Катыни до лета 1944 года?

3. Если на эксгумацию выезжали шоферы из части Тартаковского, почему он не знал о Катыни до лета 1944 года?

4. В комиссию не входили польские граждане. Почему Тартаковский пишет прямо противоположное?

5. Каким образом могло существовать в Польше письмо от польского офицера из Катыни, датированное сентябрем 1941 года? Можно ли поверить в то, что немцы дали бы писать польским офицерам письма, и в то, что эти письма доходили до адресатов, особенно если учесть, что согласно свидетельским показаниям в сообщении комиссии Бурденко в этих лагерях немцы установили жесточайший режим, а якобы расстрелы начались вообще в августе?

Теперь изложение событий в интервью:

1. В 1944 году БТ служил в польском корпусе, который формировался в Житомире, и там прочитал немецкую листовку о Катыни.

2. Второй раз о Катыни БТ услышал при освобождении Люблина и Майданека (то есть примерно в июле 1944 года) от двух польских сержантов, евреев (один по фамилии Векслер, фамилия второго забыта), находившихся в 1940-41 гг. в Катынском лагере для военнопленных в Козьих Горах и сбежавших оттуда при неудачной эвакуации. Впоследствии оба служили в армии Андерса, остались в СССР, уехали в Израиль.

3. В Люблине БТ жил на квартире у пани Зелинской, познакомившей его со своим племянником, который рассказал, что содержался в Катынском лагере и сбежал оттуда при наступлении немцев.

4. В 1944 году БТ служил в первом самоходовом [автомобильном] полку в должности командира взвода. Примерно в октябре 1944 года представители польского правительства во главе с Осубко-Моравским поехали в Катынь, БТ их сопровождал.

5. В Катынском лесу в это время работала комиссия Бурденко. БТ подходил к могилам и наблюдал за эксгумацией трупов, держал в руках извлеченные из могил письма, датированные октябрем-ноябрем 1941 года.

6. Во время нахождения в Катыни проживал на квартире у женщины, которая подтвердила, что расстреливали немцы, и рассказала, что у нее в сарае прятался польский офицер, бежавший из лагеря.

7. При размещении части в Гродзиск-Мазовецком проживал в доме, где жила жена польского офицера, считавшая, что мужа убили русские. Муж вскоре вернулся и рассказал в присутствии родственников и соседей, что бежал из Катынского лагеря при наступлении немцев и партизанил в Карпатах.

8. Будучи после войны зам. начальника танкоремонтной базы, узнал, что два сержанта-водителя, бывшие у него в подчинении, скрывали свое офицерское прошлое. Один из них бежал из Катынского лагеря (который называл Козельским) при наступлении немцев. Фамилия и имя забыты.

Комментарии:

1. В письме БТ писал: "Впервые я услышал о Катыни летом 1944 года [...] над городом пролетел немецкий самолет, разбросавший листовки с сообщениями о том, что несколькими годами раньше в районе Катыни органами НКВД были расстреляны 12 тысяч польских военнопленных. Меня заинтересовала эта история, и я с тех пор старался узнать о ней как можно больше.".

Почему же тогда он не запомнил или не записал полные имена и фамилии двух сержантов-евреев, якобы военнопленных из Катынского лагеря? Почему БТ знал про них такие подробности, как отъезд этих двух свидетелей в Израиль (то есть как-то следил за их судьбой), но не запомнил или не записал имен и фамилий?

Если БТ старался узнать о катынской истории "как можно больше", почему не запомнил или не записал имен и фамилий племянника пани Зелинской, вернувшегося жителя Гродзиск-Мазовецкого и своего хорошего знакомого, подчиненного - польского офицера, якобы военнопленных из Катынского лагеря?

3. Каким образом в октябре 1944 года в Катыни могла работать комиссия Бурденко, если работы по эксгумации были завершены 26 января 1944 года? Каким образом БТ мог наблюдать за эксгумацией и держать в руках извлеченные из могил документы?

4. Каким образом БТ в принципе мог оказаться на катынской эксгумации, завершенной 26.1.1944, если, согласно письму, о Катыни впервые он узнал летом 1944 года?

5. Почему подчиненный БТ - польский офицер - называл Катынский лагерь Козельским, и как БТ узнал, что этот лагерь на самом деле - Катынский?

6. Почему изложенное в письме так контрастно отличается от изложенного в интервью? В письме БТ молчит о важнейших событиях, упомянутых в интервью, но рассказывает о совершенно второстепенных фактах.

Так, БТ упоминает о поездке нескольких шоферов из его автомобильного полка на эксгумации, но не упоминает о своей якобы поездке туда же (о которой рассказывает в интервью). В письме БТ упоминает о показанном ему в Гродзиск-Мазовецком письме из Катыни, но не упоминает о том, что в том же Гродзиск-Мазовецком видел живого поляка из Катыни.

Более того, упоминая в письме второстепенные факты, БТ вообще умалчивает о том, что якобы лично встречался с пятерыми выжившими военнопленными из Катынского лагеря (о чем рассказывает в интервью).

Можно было бы возразить, что содержательная часть письма, возможно, опубликована не полностью. Однако такое возражение в расчет приниматься не может. Если бы автор статьи захотел умолчать о столь важных фактах, он мог вообще не публиковать письмо БТ, а опубликовав, но лишь частично - подставлялся под возможные со стороны БТ обвинения в преднамеренном утаивании и искажении фактов.

Более того, приведенная часть письма представляет из себя последовательность законченных "пунктов" - последовательно рассказывается о Житомире, эксгумациях, Гродзиск-Мазовецком, Урсусе (Варшава), приводятся вторичные подтверждающие данные, но не приводятся многочисленные важнейшие сведения, о которых рассказано в интервью, и которым там было бы самое место.

7. Почему БТ пишет и говорит о "военнопленных" и о "Катынском лагере" военнопленных, хотя никакого "Катынского лагеря" в списках лагерей военнопленных не значится, также как не значатся в документах польские военнопленные под Смоленском после весны 1940 года?

8. Согласно советской версии, под Смоленском находились три лагеря - почему все якобы встреченные БТ беглецы - из одного лагеря, "Катынского"?

9. Как так случилось, что якобы бежавших из "Катынского лагеря" военнопленных как магнитом тянуло к Тартаковскому, при том что аналогий такому количеству встреч в других "свидетельствах" не наблюдается? И если выжило так много поляков из "Катынского лагеря", то где их свидетельства? Известно лишь одно сообщение другого лжесвидетеля, по его собственным словам, сотрудничавшего с "офицерами разведки и контрразведки СССР ", - Вацлава Пыха, которое повторяет ошибки и вранье сообщения комиссии Бурденко про нигде не значащийся лагерь "№ 2 О.H." (но, заметьте, не "Катынский лагерь"), про "рабочий батальон № 537" (это был 537-й полк связи), про "Арнеса" вместо Аренса. Но если один лишь Тартаковский случайно встретился с пятью выжившими из "Катынского лагеря", то выжить их должны были сотни. Можно ли поверить в то, что они спокойно продолжали жить на территории Польши, часть - даже в Израиле, но не оставили для истории (и, конечно, для соответствующих органов) своих свидетельств?

Суммируя все вышесказанное, можно сделать:

- вывод-минимум: без убедительного разъяснения противоречий и без дополнительных подтверждений показания Тартаковского не имеют какой-либо доказательной силы;

- вывод-максимум: Тартаковский - фантазер-лжесвидетель.

"Катынские ревизионисты" любят цитировать лжесвидетеля Тартаковского. Первыми были, конечно, личности из так называемого Военно-исторического журнала, которые в 1990-1991 гг. в рамках журнала развернули шумную, но бестолковую "антикатынскую" кампанию.

А вот Юрий Мухин в Антироссийской подлости (2003; §§491, 492):Пока геббельсовцы под давлением поляков не уволили с поста главного редактора "Военно-исторического журнала" В.И. Филатова, он тоже собирал таких свидетелей.

В 1991 г. один из редакторов "ВИЖ" подполковник А. С. Сухинин встретился со свидетелем Б. П. Тартаковским и записал его показания (вопросы Сухинина выделены полужирным шрифтом).

[...]

В показаниях Тартаковского вызывает вопрос только сообщение последнего офицера о том, что он находился под Смоленском в "Козельском" лагере. Но если бы Тартаковский врал, то он бы этот момент в своем вранье обошел. А в остальном в показаниях этого свидетеля нет никаких внутренних противоречий. Свидетельство Тартаковского подтверждает, что сразу после войны в Польше было еще много офицеров, могущих подтвердить наличие лагерей с польскими военнопленными под Смоленском до прихода туда немцев. И мы можем понять, каких свидетелей готовил в 1946 г. польский прокурор Мартини и за что его убили польские геббельсовцы.
Ай да Мухин, настоящий Петросян!

Недалеко от него ушли и Сергей Стрыгин с Владиславом Шведом в Тайне Катыни (2007; с. 73, 92, 93):Удивительным фактом является то, что некоторые польские офицеры, числившиеся в немецком эксгумационном списке, на самом деле оказались живы после окончания войны. Факт реальности существования в Польше «живых мертвецов» из Катыни подтверждает публикация В. Шуткевича «По следам статьи «Молчит Катынский лес»», в которой приводится письмо подполковника в отставке, бывшего офицера Войска Польского Б. П. Тартаковского. Борис Павлович пишет, что, когда их часть стояла в польском городе Урсус, в дом, рядом с которым квартировал Тартаковский, «вернулся майор Войска Польского, фамилия которого значилась в списках офицеров, расстрелянных в Катыни» («Комсомольская правда». 19 апреля 1990 г.).

[...]

В № 4 «ВИЖ» за 1991 г. было опубликовано интервью с бывшим командиром взвода 1-го автомобильного полка Войска Польского Борисом Тартаковским, который утверждал, что лично общался с пятью бывшими узниками Катынского лагеря (№ 2-ОН), трое из которых служили под его командованием. По их рассказам, в июле 1941 г., в момент захвата лагеря немцами, им удалось бежать из лагеря, а двое других ушли с советской охраной на восток.

Б. П. Тартаковский в своем письме в «Комсомольскую правду» сообщил еще один удивительный факт. Когда воинская часть Тартаковского была расквартирована в городе Гродзиск-Мазовецки, хозяйка его квартиры показывала ему письмо от мужа из Катынского лагеря, датированное сентябрем 1941 года (Шуткевич. Комс. правда. 19. 04. 1990).
Вот так и стряпаются "сенсации".