Сборник Немцы в Катыни: Документы о расстреле польских военнопленных осенью 1941 года выпущен в 2010 году Рабочим университетом им. И. Б. Хлебникова ("общественное объединение учёных-коммунистов"). Составителями значатся Р. И. Косолапов, В. Е. Першин, С. Ю. Рыченков, В. А. Сахаров.
Введение в сборник не является научным и повторяет заскорузлые пропагандистские штампы о провокации Геббельса, типичные для ура-патриотической прессы поверхностные размышления о геополитике и пересказ, мягко говоря, сомнительных документов, опубликованных в сборнике, без какой-либо попытки критического анализа. Точно так же скопом повторяются необоснованные "аргументы" катынских отрицателей (о пионерлагере, немецком оружии, несоветском шнуре, двузлотовках, якобы фальшивых катынских документах). При этом во введении не дается попытки доказательно, основываясь на массе всех, а не только тщательно отобранных материалов, ответить на два основных вопроса, на которые у катынских негационистов 80 лет спустя так и нет доказательного ответа: где именно находились поляки с весны 1940 по лето 1941 гг. (ведь их не было ни среди военнопленных, ни среди заключенных) и какие конкретно немцы расстреливали поляков в Катыни (ведь утверждения советской стороны о виновности Ф. Аренса оказались задокументированной фальсификацией)? Все это не оставляет сомнения в пропагандистской, а не научной цели сборника.
В составителях числится небезызвестный бывший заместитель заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС Р. И. Косолапов, после распада СССР "продолживший" издание полного собрания сочинений Сталина, и поместивший в нем немало фальшивок. Другой составитель, В. А. Сахаров, имеет несколько достаточно некомпетентных публикаций по катынской тематике, основные аргументы его (включая основанный на чудовищном невежестве аргумент о конвоях, упомянутый во введении аж 2 раза, на с. 19 и 20) рассмотрены в статье "Как 'РИА Новости' фальсифицирует историю".
Кратко рассмотрим документы, которые, по мнению составителей, опровергают "геббельсовскую версию" (в основном игнорируя "воду", документы, не имеющие прямого касательства к теме виновности за расстрел).
Документ № 5 - сообщение комиссии Бурденко. Доказательством на сегодняшний день уже не является, поскольку содержит откровенные фальсификации.
Например, на основании показаний свидетелей комиссия заявила, что "массовые расстрелы польских военнопленных в Катынском лесу производило немецкое военное учреждение, скрывавшееся под условным наименованием 'штаб 537 строительного батальона', во главе которого стояли оберст-лейтенант Арнес и его сотрудники — обер-лейтенант Рекст, лейтенант Хотт". Но мало того, что это был 537-й полк связи, а не строительный батальон, так к тому же точно задокументировано, что Ф. Аренс (не «Арнес») был откомандирован в него лишь 15.11.1941 (и принял командование 25.11.1941). А об А. Беденке, который был командиром полка в означенный период, даже не упоминается.
Утверждения в сообщении о нахождении вблизи Смоленска в 1941 году польских военнопленных заведомо ложны, так как документацией УПВИ точно устанавливается, что таких лагерей не существовало и военнопленные поляки из Козельского, Осташковского и Старобельского лагерей перестали быть военнопленными весной 1940 года, по направлении их в распоряжение УНКВД Смоленской, Калининской и Харьковской областей. Упоминаемый в сообщении и в документе № 6 "начальник лагеря" Ветошников не существовал, как не существовали и сами лагеря военнопленных "ОН" (а значит фальсицированы и якобы документы, найденные комиссией, их упоминающие). М. Г. Кривозерцев, не раз упоминаемый в сообщении как свидетель, позже так описал процесс советского расследования:
Вот то, что мы говорили, нашего ж там нет ничего. <...> [Следователь] сам написал, а потом прочитал. Правильно? – Правильно. Всё в порядке? – Распишитесь. <...> Мы не имели право ничего говорить и поправлять следователя, что вот, мол, так и так, надо писать. Девятнадцать человек – это ж не просто. И каждый, как начинал один говорить, так и последний, девятнадцатый, также самое свою речь сказал".
И добавил: "Ну, это знает точно весь народ, который здесь был, все знают о том, что это сделано всё большевиками".
Документ № 7 - спецсообщение от 10.12.1941 с кратким упоминанием (среди прочей информации) следования 2-х эшелонов неких поляков со связанными руками через село Починка (гор. Починок?), якобы перевозимых немцами в Германию за отказ воевать против СССР. Даже абстрагируясь от ненадежности этой информации (непонятен источник таких подробных сведений), никаких указаний на то, что это военнопленные поляки и что они имели какое-то отношение к пропавшим полякам из трех лагерей, в документе нет, следовательно, непонятно, что он делает в данном сборнике.
Документ № 13 - отчет Технической комиссии Польского Красного Креста, прекрасно подтверждает, что работа немцев наблюдалась представителями ПКК и утверждения о каких-то фальсификациях во время эксгумаций беспочвенны. Составители сборника попытались сгладить этот момент, ведь он противоречит их ложному утверждению о вероятном подбросе в захоронения газет немцами (с. 11; якобы те слишком свежо выглядели; на самом деле находившиеся в карманах и т. п. газеты были "законсервированы", закупорены жировосковой массой, склеивающей трупы внутренних слоев (где процессы гниения протекали чрезвычайно медленно), и потому, естественно, хорошо сохранились; а вот документы на высохших, частично мумифицированных трупах (то есть в верхних слоях) были чрезвычайно хрупки и требовали особого обращения). Составители намекают на то, что отчет заказной (с. 12, 13). Это противоречит внутреннему отчету Технической комиссии ПКК о раскопках, в котором есть немало жалоб на немцев, включая утверждение, что немецкая пропагандистская акция мешала работе. Генеральный секретарь ПКК (в 1943 г.) К. Скаржиньский, несмотря на настойчивые предложения, отказавшийся после своего посещения Катыни участвовать в немецкой пропагандистской акции, подтвердил в 1952 году отсутствие фальсификаций, сообщив, что ему неизвестно ни об одном члене Технической комиссии, каким-либо образом отказавшемся от выводов доклада.
В то же время, сами составители, описывая документ № 14, утверждают (с. 12):
На беду "разоблачителей зверств ГПУ" некоторые члены комиссии ПКК прихватили из Катыни гильзы, которыми были усеяны могилы <...>. Утаить, что поляки были уничтожены из немецкого оружия, стало невозможно.
Что ж, ровно по этой же логике, если бы немцы допустили необходимые для правоты отрицателей множественные фальсификации (которые не могли бы не заметить члены ПКК), утаить их также было бы невозможно.
Что касается немецких гильз, описанных в документе № 14, этот вопрос рассмотрен в статьях "К вопросу об использовании НКВД 'несоветских' калибров для расстрелов" и "Немецкие пули в Катыни - письмо из фирмы Геншов (1943)".
Документ № 15 должен, по мнению составителей, свидетельствовать о том, что немцы сами запутались в своей лжи (с. 12). В нем немецким чиновником рассказывается о сложностях составления списков погибших по документам, извлеченным из могил, вследствие неправильно прочитанных имен, иногда перепутанных местами при многочисленных просмотрах документов и нахождения в нескольких пакетах документов одной персоны (приводится экстремальный пример, когда документы одного офицера были в 12 пакетах). Такая неразбериха вполне могла сопутствовать реальному процессу массовой эксгумации и утверждения о том, что она дополнительно свидетельствует о фальсификации, безосновательны. С тем же правом можно заявить, что как раз при фальсификации такие накладки менее вероятны - бери себе списывай с заранее заготовленного списка. Впрочем, случаи бывают разные, поэтому prima facie разумна позиция, что этот факт примерно одинаково совместим с обеими позициями. Стоит отметить, что несколько пакетов с вещами и документами официально могли существовать для любого трупа - если вещей и документов было слишком много, их распределяли по пакетам, носившим одинаковый номер. В каких-то случаях это действительно могло привести к неразберихе.
Документ № 16 - это брошюра чешского члена международной комиссии экспертов Франтишека Гаека, в которой он отказался от своих выводов 1943 года и обвинил немцев. Несмотря на то, что до 1948 года Чехословакия формально еще не была коммунистической, на деле в это время там царила такая атмосфера, что Гаек уже 23 мая 1945 г. был арестован по подозрению в коллаборационизме, причем, по его собственным словам, ему задавали вопросы именно о Катыни. Через какое-то время он был выпущен и вскоре прочитал доклад с отказом от своих первоначальных выводов, а в следующем году оформил его как брошюру. Понятно, что ни о какой добровольности здесь всерьез говорить не приходится. "Научные" аргументы Гаека рассмотрены в статье "Об одной недобросовестной публикации о катынском преступлении". Эксперты, которые находились вне зоны советского влияния, своих позиций не изменили; свою позицию изменил болгарский эксперт Марко Марков, которого в Болгарии судили за коллаборационизм, но оправдали, когда он заявил, что его участие в комиссии было вынужденным; а словацкий эксперт Франтишек Шубик, которому в конце концов пришлось бежать на Запад, рассказал о давлении на него с целью изменения его позиции.
Документ № 17 - показания Вильгельма Шнайдера, рассмотренные в статье "Четыре лжесвидетеля и фальшивка". Вкратце, показания Шнайдера в корне противоречат советским утверждениям, и он замечен во лжи по несвязанному с Катынью делу.
Документы № 18-19 - партизанские сводки о якобы немецкой провокации, разобранные в статьях "Дезинформация о Катыни в информационной сводке ЗШПД" и "Катынь и анти-Катынь: критический анализ современных общественных дискуссий". Вкратце, они полны абсурдных деталей, противоречащих сообщению комиссии Бурденко.
Документ № 20 - показания некоего Б. П. Тартаковского, разобранные в статье "Лжесвидетель Борис Павлович Тартаковский". Они полны абсурдных деталей и Тартаковский противоречит сам себе в ключевых моментах.
Документы № 21-22 - отрывки из разбирательства по Катыни в Нюрнберге, не помогающие отрицателям; о нюрнбергском аспекте см. подробнее в статье "Об одной недобросовестной публикации о катынском преступлении", подтверждение ключевого момента в показаниях Аренса - "Документы Аренса и доклад комиссии Бурденко".
Документ № 17 - заявление в Главную военную прокуратуру полковника в отставке И. И. Кривого о том, что во время своей учебы в Смоленском стрелково-пулеметном училище он неоднократно видел польских военнопленных (на дорожных работах, в автомашинах, конвоируемых строем), в том числе и в 1941 году, незадолго до начала войны, и якобы имел информацию из вторых рук, что они находились в лагерях в Катынском лесу. Документально установленным фактом, как указано выше, является отсутствие лагерей польских военнопленных в Смоленске и окрестностях в 1941 году, также как и отсутствие польских военнопленных, расстрелянных в Катыни, в системе УПВИ после весны 1940 года (и отсутствие их в качестве заключенных в Вяземлаге) и показания одного человека тут ничего изменить не могут (при этом из всех выпускников ССПУ о польских военнопленных известны на сей момент только его показания). В связи с этим имеет смысл обратить внимание на несколько странных аспектов различных свидетельств Кривого.
1. Кривой утверждал:
Мимо нас проехала колонна автомашин, в кузовах которых находились люди в польской военной форме. Когда курсанты моего взвода обратились к командиру взвода лейтенанту Чибисову с вопросом, кто они такие, Чибисов ответил нам, что это пленные поляки, лагеря которых находятся в Катынском лесу.
Это же утверждение Кривой сделал в 2001 году:
Западнее нашего лагеря был лес, называвшийся Красный Бор, в котором в то время располагались военные склады, и в первые дни войны немецкая авиация усиленно их бомбила, а расположение нашего училища, как ни странно, не бомбила. За Красным Бором на западе находился массив Катынского леса. Весь личный состав училища знал, что в Катынском лесу находятся лагеря польских военнопленных. <...> Я утверждаю, что польские военнопленные офицеры в Катынском лесу на 22 июня 1941 г. были ещё живы, вопреки утверждениям Геббельса и Горбачёва, что они были расстреляны НКВД в мае 1940 г.
И в 2003 году:
Западнее нашего лагеря находился лес, который назывался «Красный Бор», а далее на западе был лесной массив под названием «Катынский лес». Нам говорили, что в Красном бору находится много военных складов, а в Катынском лесу находятся лагеря военнопленных польских офицеров.
И в 2005 году:
Когда мы командиру своего взвода задали вопрос, что это за поляки, он нам разъяснил, что это поляки, взятые в плен в ходе боевых действий по освобождению Западной Белоруссии и Западной Украины и ныне находящиеся в лагерях в Катынском лесу.
Но, согласно утверждению советской стороны, ни один из лагерей с поляками не был в самом лесу. В лесу производились лишь расстрелы.
2. В 2001 году Кривой утверждал:
22 июня 1941 г. из нашего стрелково-пулемётного училища к исходу дня были сформированы четыре ударных пулемётных батальона по 200 человек в каждом, вооружены пулемётами «Максим», погружены в ж.д. эшелоны и отправлены на фронт.
На ст. Орша батальоны были выгружены и поставлены на охрану штаба Западного фронта, которым командовал Маршал Советского Союза С.М. Будённый. Узнав, что курсанты сдали выпускные экзамены, а на фронт прибыли как рядовые красноармейцы, С.М. Буденный приказал вернуть курсантов в училище и выпустить их лейтенантами.
Нас опять срочно погрузили в эшелон и направили в Смоленск, а там немцы уже бомбили и город, и станцию. Нужно было разгрузиться и убыть к новому месту дислокации училища в г. Сарапул, Удмуртской АССР.
Здесь Кривой рассказывает, что весь курс, все оставшиеся 800 человек (подробности о численности см. в заявлении в ГВП) были отправлены в Оршу, а потом возвращены в Смоленск, и что он был среди них ("нас").
Однако в 2003 году история кардинально поменялась:
Наша 7 рота курсантов, находясь в гарнизонном наряде, осталась охранять военный городок, лагерь и областные учреждения в городе. Рота вела борьбу со шпионами и диверсантами, сигнальщиками.
В первых числах июля 1941 г. возвратились 700 человек курсантов, убывших 22.06.1941 г. на запад, и училище стало готовиться к эвакуации. Где-то около 5 июля 1941 г. училище ночью под бомбёжками погрузилось в воинские эшелоны и убыло на восток в г. Сарапул Удмуртской АССР.
Курсанты, убывшие в составе пулемётных батальонов на Запад, в один голос утверждали, что в районе Орши в лесу их выгрузили и поставили на охрану какого-то большого штаба. Там их увидел на постах Маршал Советского Союза С.М. Будённый и приказал всех курсантов Смоленского стрелково-пулемётного училища возвратить в Смоленск и выпустить лейтенантами.
Было ли это так в действительности, я категорически утверждать не могу, так как я там не был. Но я полагаю, что 700 человек курсантов и их командиры не могли спутать С.М. Будённого с его знаменитыми усами с каким-то другим маршалом или генералом.
Теперь в Оршу отправлены лишь 700 человек, а сам Кривой оставался в Смоленске.
3. История про то, что выпускников сделали лейтенантами с большой задержкой (которая повторяется и в заявлении в ГВП: "Мы уже были не курсанты, но ещё и не лейтенанты. В таком положении для нас началась Великая Отечественная война.") не подтверждается документально. Дело в том, что приказ НКО № 00263 о выпуске из Смоленского стрелково-пулеметного училища с присвоением выпускникам званий лейтенанта датируется 10.06.1941, что подтверждается большим количеством документов.
И нет, приказ не задержался по каким-то причинам. В письме выпускника ССПУ Анатолия Степановича Кудрявцева родителям от 13.06.1941 он хвастался:
Ну, теперь перехожу к тому, из-за чего стоило писать письмо. Папа, я училище окончил, мне присвоено военное звание лейтенант. Сейчас я во всей лейтенантской форме: выдали все новое и полностью.
Таким образом, вся история с якобы посылкой Буденным курсантов назад, в Смоленск, теряет смысл, а утверждение о том, что звание присвоено после начала войны - ложно.
Исходя из вышеперечисленных пунктов, а также того факта, что Кривой отнюдь не являлся незаинтересованным свидетелем (твердил о "бригаде Геббельса и пятой колонне", "геббельсовцах" и т. п.), его свидетельство сложно охарактеризовать как доказательное.
Напрашивается неутешительный вывод, что научная ценность данного сборника минимальна. Это не более чем бессистемная сборная солянка разрозненных материалов, которые никак не опровергают задокументированный факт расстрела "катынских" поляков НКВД в 1940 году.