Как "РИА Новости" фальсифицирует историю.
5 марта 2020 года - в день 80-летия принятия Политбюро ЦК ВКП(б) решения о расстреле польских военнопленных из трех лагерей и польских узников тюрем из УССР и БССР так называемое "РИА Новости" решило встать в один ряд с фоменковцами, отрицателями Холокоста и другими фальсификаторами истории, к которым относятся и катынские отрицатели.
Для обсуждения катынской темы РИАН позвало некомпетентного в катынском вопросе (что мы уже не раз демонстрировали) бывшего второго секретаря ЦК Компартии Литвы Владислава Шведа. При этом не спросив мнения о фантазиях Шведа у историков, специализирующихся на теме. Приведем один лишь пример, исчерпывающе иллюстрирующий уровень компетентности данного персонажа. В 2010 году он, тщетно силясь опровергнуть документы КГБ 1969 года, доказывающие, что захоронения поляков в Пятихатках - дело рук НКВД, привел следующий "аргумент":
В данном случае нас больше интересует само письмо Фещенко. В его левом верхнем углу находится резолюция Никитченко о том, что «товарищу Шелесту П.Е. доложено». Но датирована резолюция 2008 годом?! Это уже из области паранормального. К этому времени и Шелеста, и Никитченко уже не было в живых, как давно не было КГБ и Украинской ССР. Как понимать подобную несуразность?
Но любому здравомыслящему человеку понятно, что резолюция на документе, написанном 19.06.69 датирована 20.06.69 (цифру "6" можно прочитать и как "8" но здравый смысл подсказывает, что резолюция была поставлена на следующий день, а не через 2 месяца):
И вот это чудо "РИА Новости" посчитало экспертом?!
Упомянем еще, что Швед до сих пор распространяет фальсификации своего покойного соавтора Стрыгина о нахождении пропавших поляков в Вяземлаге, опровергнутые еще в 2011 году в статье "Вяземлагский гамбит. Об одной попытке фальсификации истории".
Впрочем, перейдем к содержательной части.
Для начала напомним, что вопреки ложным утверждениям в этой статье, никаких "версий" для исторической науки на сегодня не существует, есть установленный факт расстрела НКВД весной 1940 года по указанию Политбюро ЦК ВКП(б) (то есть Сталина) под Смоленском, в Харькове и в Калинине подтвержденный среди прочего:
- фактом полного исчезновения указанных более 14,000 военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского лагерей (узников тюрем мы для простоты рассматривать не будем) весной 1940 (они не фигурируют ни в сводной или частной статистике ГУПВИ ни в ни в сводной или частной статистике ГУЛАГа, и советские власти не могли внятно ответить ни на один запрос польской стороны относительно этих поляков начиная с 1940 года), который ни один отрицатель доселе объяснить не смог (классическое объяснение из доклада комиссии Бурденко про "лагеря особого назначения" базируется на доказанных фальшивках, упоминающих несуществующие лагеря военнопленных, а другого сколько-нибудь выдерживающего критику объяснения нет до сих пор);
- официальными советскими документами высшего (см. например официальную публикацию на сайте Росархива) и среднего уровня;
- показаниями бывших чекистов участвовавших в организации расстрельной акции;
- результатами официальных советско-польских и польских эксгумаций в 1990-х (см. например протоколы эксгумаций в Медном, опубликованные в третьем томе издания Убиты в Калинине, захоронены в Медном, 2019).
То, что Геббельс использовал это преступление Сталина и НКВД в своих целях, вообще не имеет никакого отношения к вышеперечисленным доказательствам.
Заметим, что официально признано Главной военной прокуратурой убийство НКВД польских военнопленных в частности в Катынском лесу:
В начале марта 1940 г. по результатам расследования уголовные дела переданы на рассмотрение внесудебному органу - "тройке", которая рассмотрела уголовные дела в отношении 14542 польских граждан (на территории РСФСР - 10710 человек, на территории УССР - 3832 человека), признала их виновными в совершении государственных преступлений и приняла решение об их расстреле.
Следствием достоверно установлена гибель в результате исполнения решений "тройки" 1803 польских военнопленных, установлена личность 22 из них.
Число 1803 - это сумма 1380 тел, эксгумированных комиссией Бурденко в Козьих Горах в 1944 году, 13 тел там же в 1991 году, 243 тел в Медном под Калинином (Тверью) и 167 тел - в Пятихатках под Харьковом в 1991 году. То есть ГВП по-иезуитски признала только советские и советско-польские эксгумации, проигнорировав эксгумации польские (тоже частичные), в рамках которых найдены останки еще несколько тысяч польских военнопленных в Медном (2115 человек) и Пятихатках (2145 человек). Тем не менее, факт остается фактом: Главная военная прокуратура признала все тела, откопанные советской комиссией в 1944 в попытке свалить их на немцев, жертвами НКВД.
Не в силах хоть как-то разумно объяснить доказательства вины НКВД, Швед прибегает к обычному приему всех отрицателей истории: запутать читателя во второ- и третьестепенных деталях, попутно искажая правду.
Так, он указывает на расхождение чисел идентифицированных жертв между немецкими и польскими списками и заключает, что поляками были убраны из списка "жертвы", оказавшиеся живыми. Этот вывод никак не следует из посылок Шведа и является его фантазией (ведь разница может объясняться по-разному и ни из чего не следует вывод, что эти люди были живы), но допустим даже на секунду, что это так. Это не свидетельствует о фальсификации, поскольку идентификация личности по предметам (документам и не только) на трупах - процесс всегда относительный и ошибки например за счет того, что кто-то имеет при себе какие-то документы (упоминающие) третьих лиц и в результате ложно идентифицируется, вполне возможны без всякого злого умысла.
Швед утверждает, что "полякам пришлось изъять из своих списков фамилии 179 эксгумированных и опознанных в Козьих Горах польских офицеров, так как в действительности они оказались живы". Между тем тщательнейшая поименная проверка немецкого списка показала, что только 41 имя в нем не значится в списках-предписаниях НКВД 1940 года на отправку польских военнопленных из Козельского лагеря в ведение Смоленского УНКВД (Убиты в Катыни, 2015, с. 74-7; часть из них вероятно за счет неверного прочтения плохо сохранившихся имен и фамилий, при этом можно указать на возможных кандидатов в списках-предписаниях). Мы уже можем судить о точности сего бывшего партийного функционера.
По количеству идентифицированных останков: сравнение с захоронениями жертв 1930-х годов неправомерно, поскольку в данном случае расстреливались военнопленные прибывшие сразу из лагеря с вещами и документами и захоронения производились на охраняемых спецобъектах НКВД, на которых расконспирация вследствие нахождения могил гражданскими была на тот момент теоретически невозможна (никто же в 1940 году не считался с нападением Германии на СССР в 1941-м). Более того, из показаний Токарева мы знаем, насколько изматывающей была процедура убийства тысяч людей в такие сжатые сроки, так что добавление в процедуру раздевания или тщательного обыска жертвы на месте расстрела растянуло бы ее на неопределенный срок и не было оправданным с практической точки зрения.
Военнопленным разрешалось в лагерях иметь "письма, фотографии близких родственников, документы о состоянии здоровья и т. п.", хотя и было предписано сдавать удостоверяющие документы.
По воспоминаниям немногих выживших, перед отправками из лагерей лагерной администрацией распространялась информация, что отправки производятся домой, в Польшу. Это действовало: из политдонесения УПВ НКВД СССР В. Н. Меркулову о настроениях польских военнопленных, отправляемых из Старобельского, Козельского и Осташковского лагерей мы знаем, что "подавляющая же масса военнопленных офицеров уверена, что едут домой". Поляки до самого места казни не должны были подозревать о худшем. Было бы странно не вернуть удостоверения личности, нарушив тем самым всю конспирацию.
И действительно, прекрасно осведомленный посол Великобритании при польском правительстве в изгнании Оуэн О’Мэлли в своей подробной депеше Идену от 31.05.1943 на основании информации от бывших узников лагерей (переведенных в Грязовец) сообщил, что "иногда польские документы изымались, но во многих случаях возвращались перед отправкой".
Положение о военнопленных 1931 года действительно запрещало ношение знаков отличия и различия, но исправленный проект положения о военнопленных 1939 года это ношение разрешал ("разрешается носить их форменную одежду, но без знаков различия и знаков отличия" было исправлено на "разрешается носить их форменную одежду, и знаки различия и отличия"). Несмотря на то, что этот проект не был утвержден СНК, именно им НКВД руководствовался в работе с военнопленными до июля 1941 года (Д. Д. Фролов, Советско-финский плен. 1939-1944 гг. По обе стороны колючей проволоки, 2009, с. 58; М. М. Загорулько и др. (сост.), Военнопленные в СССР. 1939-1956. Документы и материалы, 2000, с. 25), именно на него ссылается приказ НКВД о создании УПВ (которое отсутствует в положении 1931 года, где вместо этого фигурирует Цупленбеж). В опубликованных до сих пор советских документах вопрос о ношении военнопленными знаков отличия и различия затрагивается несколько раз лишь в связи с попытками офицеров в Козельском лагере носить ордена и погоны. Например, в "Спецсообщении об отрицательных фактах политико-морального состояния и о чрезвычайных происшествиях в лагерях военнопленных за время с 1 по 31/XII-1939 г." Сопруненко и Нехорошева мы читаем:
Находясь в лагере, стремятся сохранить погоны, ордена и чинопочитание.
В докладной записке "О состоянии Козельского лагеря НКВД для военнопленных на 1 декабря 1939 г." Сопруненко и Нехорошев сообщали:
Ряд офицеров, когда находились вместе с солдатами, срезали свои звездочки, то теперь, когда в лагере содержатся одни офицеры, стали восстанавливать чинопочитание, а некоторые из них вновь нашили знаки отличия — "звездочки" — на погонах.
В данном сообщении говорится о том, что звездочки изначально срезал лишь "ряд офицеров", что ставит под сомнение, что сделано это было по указанию лагерного начальства. Более того, срезание звездочек дается в контексте нахождения среди солдат. Объяснить данное обстоятельство помогает доклад польского правительства в изгнании 1946 года Факты и документы относительно польских военнопленных, захваченных СССР во время кампании 1939 года: Стоит отметить, что польские офицеры и унтерофицеры, вскорое осознав, что отношение советского начальства к военнопленным было определенно обусловлено их воинским званием, принялись снимать знаки различия и выдавать себя за рядовых. Неизвестны случаи, чтобы рядовые выдавали офицеров, находящихся среди них.
Это подтвердил и выживший узник Козельска Генрих Гожеховский:
Часть офицеров, чтобы не выдавать себя, сняли знаки различия. Они знали, что офицер согласно советской номенклатуре — буржуй, то есть первый кандидат на уничтожение.
Таким образом, офицеры действительно снимали знаки различия по своей инициативе. Упоминания о насильном снятии знаков отличия и различия лагерной администрацией, которое, по идее, должно было бы оставить как минимум мемуарный след, пока не найдены.
Даже если в рамках дискуссии предположить, что на этот момент все еще действовало положение о военнопленных 1931 года, в катынском контексте мы говорим не о жизни в лагере, а об отправке из него. Так, по воспоминаниям выживших, при отправке из лагеря генералов Минкевича, Сморавиньского и Богатыревича лагерная администрация устроила целый праздник с блинами, генералы покидали лагерь, проходя через выстроенные ряды ликующих офицеров. Скорее всего в этот момент они были "при параде" и с орденами. С которыми их затем и нашли в могилах. То же относится и к другим офицерам.
Уже из процитированных советских докладов видно значение, придаваемое многими офицерами атрибутике уже в самом лагере, а значит значительная часть не преминула бы воспользоваться возможностью, возникнувшей при покидании лагеря.
При этом Швед умалчивает, что другая значительная часть офицеров не стала снова нашивать погоны. Согласно Amtliches Material (с. 34), "погоны опознанных как офицеров многократно обнаруживались в карманах одежды". В эксгумационном списке многократно встречаются упоминания погонов без знаков различия ("Schulterstück ohne Abzeichen", "Achselstück ohne Abzeichen").
Заметим, что если бы аргумент катынских отрицателей был верен, им точно так же пришлось бы объяснять наличие знаков различия и отличия на униформах в могилах. Единственным правдоподобным объяснением такого рода могло быть лишь нашитие или прикрепление этих знаков самими же офицерами. Но по сути это объяснение идентично нашему. Практической разницы между "они сделали это в рабочем лагере" и "они сделали это непосредственно перед отправкой из лагеря военнопленных или во время многочасовой поездки в поезде" просто нет. Таким образом, этот аргумент в любом случае несостоятелен.
Утверждение, что сожжение немцами ящиков с доказательствами по катынскому делу перед вступлением советской армии в Дрезден (для предотвращения их фальсификации советской стороной) само является признаком фальсификации - очевидный абсурд. Д-р Вернер Бек, отдавший приказ (узнав о безнадежной ситуации), утверждал, что хотел передать ящики Международному Красному Кресту, но не успел, что, учитывая хаос последних дней войны, вполне может соответствовать правде. Швед не может доказать нелогичность приказа в случае отсутствия немецких фальсификаций.
Экспертиза, критикующая судебно-медицинскую сторону немецкого отчета, опять же нерелевантна поскольку современные заключения о вине НКВД строятся не на заключениях немецких экспертов, а на совсем других доказательствах.
Заявление о том, что "что из могилы № 1, заполненной трупами в девять-двенадцать слоев, нацистские эксгуматоры сумели первыми извлечь останки польских генералов Мечислава Сморавиньского и Бронислава Бохатеревича" - нонсенс.
Во-первых, мы не знаем, из какой могилы извлекли генералов. Из того, что в одном из первых пропагандистских сообщений была упомянута одна большая могила и факт нахождения генералов, не следует, что на тот момент трупы эксгумировались только из этой могилы. Действительно, Владислав Кавецкий, в составе польской делегации посетивший Смоленск 10.04.1943, свидетельствовал в 1952 году, что в тот момент были разрыты 3 могилы и эксгумировано около 70 тел, среди них тела двух генералов. На самом деле по состоянию на 10.04.1943, согласно сообщению Фосса, было эксгумировано 100 тел, и уже было известно о могилах 2 - 7. Таким образом, на основе известных пока данных нет оснований считать, что они найдены в самой большой могиле.
Во-вторых, еще до начала систематических раскопок немцы эксгумировали 112 трупов. Лишь затем была введена новая нумерация, начиная с 01 и кончая 04143, при этом находящиеся в списке 112-и под номерами 96 и 97 генералы Сморавиньский и Богатыревич были символически перенесены в "основной" список, напечатанный потом в Amtliches Material, под номерами 01 и 02 (большая часть из списка 112-и списке AM не отражена). То есть их нахождение под этими номерами не говорит о том, что они были найдены первыми.
В-третьих, утверждение, что "останки Сморавиньского и Бохатеревича должны были находиться в восьмом или девятом слое расстрелянных, если считать сверху" ни на чем не основаны даже если они действительно были захоронены в большой могиле. Заполнение этой L-образной могилы необязательно везде происходило послойно (сначала заполнение всего дна, потом второй слой и т. д.), оно могло происходить и рядами, и в таком случае генералы вполне могли оказаться в верхних слоях у края могилы. Всего, включая генералов, на 9 апреля, когда их расстреляли (Убиты в Катыни, с. 110-111), было убито 770 человек, которыми могли наполнить несколько рядов снизу вверх в большой могиле (в зависимости от того, в какой конкретно части могилы захоранивали).
Соответственно, вывод Шведа о том, что "о реальном местоположении останков польских генералов могли знать только те, кто их расстрелял", "то есть нацисты", не имеет под собой никаких оснований.
По аргументу от упорядоченного расположения трупов: таковое упорядочивание - это не вкусовое предпочтение и не немецкая идиосинкразия, оно имеет очевидную рациональную функцию, полезную для любых массовых казней: оптимизация могильного пространства, дабы терять меньше времени на рытье новых могил (причем весной, когда грунт еще подморожен). При таком массовом расстреле в такие сжатые сроки это вполне логичная мера. Швед не объясняет, почему трупы не могли выравнивать простые шоферы НКВД или, скажем, советские заключенные, которые имелись у чекистов в распоряжении. Впрочем, известны и случаи, когда сами чекисты на довольно значительных должностях лично таскали тела в годы Большого Террора. Например, заместитель начальника контрразведывательного отдела УНКВД по Иркутской области Б. П. Кульвец показал, что "в неприспособленных районных условиях приходилось таскать [трупы] на себе, я приходил с операции обмазанный кровью". При этом Швед преувеличивает организованность захоронений. Описания О'Мэлли и других по-импрессионистски передают лишь их избирательные, самые сильные впечатления - известный феномен. Для воссоздания же более точной картины обратимся к Amtliches Material, где мы читаем в отчете Фосса от 10.04.1943 (с. 32):
В первой массовой могиле (1) одна сторона была выкопана до дна, там было насчитано 12 слоев трупов; в середине могилы, однако, их число может увеличиться. В одном слое находится около 250 трупов, так что в этой общей могиле надо предполагать 3000 трупов. Часть местности, отмеченная цифрами от 2 до 7, в некоторых местах была выкопана, и эти места были связаны друг с другом. Здесь трупы лежат частично вплотную друг к другу, в то время как в 1-й могиле они лежат в основном случайно перемешанные.
И в его заключительном отчете от 10.06.1943 (с. 35):
По положению жертв в массовых могилах можно предположить, что большинство из них были расстреляны возле могил, а трупы затем заброшены без разбора. Они лежали полностью переплетенными друг с другом, только в могилах I, II и IV они были частично упакованы рядом друг с другом, а также друг на друга.
Бутц в своем отчете пишет (с. 47-8):
Метод укладки трупов ни в коем случае не был единообразным как в целом, так и внутри отдельных массовых захоронений. Также менялась высота слоев трупов в могилах.
В 5-й могиле, которая находилась ближе всего к болотной низменности, грунтовые воды появились уже после того, как был выкопан верхний слой трупов, что не позволяло сделать точных заявлений об укладке и расслоении трупов. Однако затем выяснилось, что в этой могиле присутствовали только три слоя трупов. С одной стороны выяснилось, что жертвы лежат в могиле крест-накрест, не имея какой-либо тенденции расслоения (могила 4), с другой стороны, после проверки могилы 7 можно было сделать вывод, что жертвы в северо-восточной половине этой могилы были сложены крест-накрест в положении лежа на животе, в то время как в юго-западной части могилы они были сброшены все вместе без всякого плана и похоронены в этом состоянии. Как представляется, никакого систематического размещения и расслоения трупов в общей могиле 8 также не проводилось.
В других могилах, с другой стороны, вытянутые тела по бокам земляных ям были явно расслоены, но посередине трупы частично были случайно перемешаны.
Так что определенная (подмеченная свидетелями) упорядоченность наблюдалась, но без фанатизма. Никаких выводов об "авторстве" расстрела на этом основании сделать нельзя. Тем более, что в акте судебно-медицинской экспертизы по результатам обследования мест массовых захоронений в г. Смоленске и его окрестностях и эксгумации трупов от 22.10.1943, составленном будущими членами комиссии Бурденко (включая него самого), мы читаем следующую общую характеристику фашистских захоронений в данной местности (ГАРФ, ф. 7021, оп. 44, д. 637, л. 6):
Характер положения трупов в ямах в виде хаотических нагромождений, к тому же еще вместе с частями трупов собаки и лошади, показывает нарочито подчеркнутое, пренебрежительное, кощунственное отношение к советским людям.
А вот информация о заведомо советских захоронениях 1930-х годов в Козьих горах:
Летом 2019 года поисковые работы продолжились уже на южной стороне Мемориального комплекса «Катынь» — и были найдены останки 559 человек. То, что открылось взглядам поисковиков, никого из них не могло оставить равнодушным. Тела, уложенные ровными рядами, ногами к центру ямы, иногда даже в четыре или пять слоёв, кое-где пересыпанные опилками. Часто черепа были обмотаны верхней одеждой, что с высокой степенью вероятности позволяет предположить, что большую часть приговорённых казнили в других местах, а затем транспортировали сюда.
Так что по логике аргумента Шведа, для Смоленска и окрестностей именно упорядоченное расположение тел должно свидетельствовать об авторстве НКВД и говорить против немецкого следа. Для любителей "сравнительного" подхода приведем еще один отрывок из вышеупомянутого доклада комиссии Бурденко (там же):
Обращает на себя особое внимание регулярно отмечаемое обстоятельство, что на эксгумированных трупах обувь отсутствует /за крайне редкими исключениями/, одежда также, как правило, отсутствует или состоит из поношенного нижнего белья или из отдельных предметов ветхого платья.
Отсюда естественным является вывод, что снятие обуви и одежды, представляющей ценность, постоянно, в обязательном, узаконенном порядке предшествовало уничтожению советского населения.
В тех случаях, когда на трупах была одежда, документов, удостоверяющих личность покойного, в карманах одежды, за весьма редким исключением, не обнаруживалось. Это говорит о намеренном обезличении убиваемых и погибших для сокрытия совершенных злодеяний.
Аргумент про "стальные" гильзы абсурден. Абсолютно никаких доказательств того, что гильзы были из стали, Швед не приводит, и из их коррозии это никак не следует, ведь корродировать может и латунь.
 |
В книге В. Н. Поддубного Коррозия оружия и боеприпасов (1946, с. 35) читаем:
В местах, где хранятся латунные изделия, нельзя допускать скопления в воздухе значительного количества аммиака. Источниками появления аммиака служат уборные, конюшни, выгребные ямы и вообще места гниения и разложения органических веществ...
Более того, при открытии катынских могил ощущался запах хлора (Amtliches Material, с. 53), свидетельствующий об использовании хлорной извести вероятно для ослабления запаха гниения и определенной дезинфекции. Соединения хлора, как известно - злейшие враги латуни.
Уже латунные гильзы, идентифицированные в 1943 году фирмой Геншов как произведенные до 1931 года, были сильно корродированы.
Более того в Amtliches Material гильзы описаны следующим образом (с. 73, 74):
Во время извлечения тел в могиле 2 был обнаружен оригинальный патрон, представлявший собой пистолетный боеприпас с надписью на донышке "Geco 7.65 D". У этого патрона был черновато-зеленый цвет на поверхности под действием гнилостной жидкости, а донышко гильзы было покрыто жирными продуктами разложения трупов и ярью-медянкой, что свидетельствует о том, что предмет находился внутри кучи трупов с самого начала.
Некоторые из этих гильз можно было очистить, протирая их от прилипающих жировых веществ, чтобы латунь снова стала видна. Большинство гильз, однако, были покрыты сульфидом и ярь-медянкой на поверхности, а в некоторых местах и довольно крепко приставшими песчаными корками, пронизанными ярь-медянкой.
И это в 1943 году. Ожидать, что в 1991 ситуация была бы лучше, могут лишь Швед и ему подобные.
Аргумент по двузлотовкам - очередной нонсенс. Как давно указал Алексей Памятных, существуют как минимум четыре варианта объяснения написанного Мацкевичем, приведем лишь один из них:
Оказывается, что двузлотовые банкноты с датой эмиссии 26 февраля 1936 года существовали трех разновидностей. Разновидность «а» была введена в обращение, как я уже говорил, за 5 дней до начала войны. [...]
Разновидность «b» была как «а», но вообще не имела ни серии, ни номера. Разновидность «c» также не имела ни номера, ни серии, и вдобавок на аверсе не было фоновой подпечатки. [...]
Но важно даже не такое разнообразие, а то, что разновидности «b» и «c» были введены в обращение в первые недели войны (!), то есть и впрямь были «военными». Дело в том, что Польский банк не имел запасов напечатанных денег на случай войны и начал их спешно готовить, поэтому и появились в большом количестве двузлотувки без серии и номера и даже с неполным рисунком – без подпечатки на аверсе. Более того, они выпускались на листах сразу по две штуки, граждане потом сами разрезали их на отдельные банкноты.
При этом Швед прекрасно знает, что его аргумент давно опровергнут. Повторение этой лжи "РИА Новости" прекрасно характеризует это агентство.
Утверждение Шведа о наличии у немцев списков польских военнопленных, прибывших весной 1940 года - очередная дохлая утка. "Историк" Сахаров, на которого ссылается Швед, спутал список поляков из "Козельска-2", до лета 1940 года интернированных в Литве и Латвии, со списком катынских поляков. Именно этот нерелевантный список интернированных попал в руки немцев, о чем свидетельствует его перевод на немецкий в ГАРФ, ф. 7021, оп. 114, д. 33.
Некомпетентность данного "историка" в катынской тематике была продемонстрирована Александром Гурьяновым во время дебатов 2015 года (сей "специалист" даже не знал о существовании особых конвоев).
Никаких доказательств аргумента об "онемеченности" ("Сахаров, анализируя адреса отправителей писем и открыток из катынских захоронений, выяснил, что большинство польских городов и улиц, указанных в адресах, уже онемечены. 'Между тем известно, что процесс онемечивания территорий Польши, захваченных Германией в сентябре 1939 года, проходил с большим трудом. Налицо явное несоответствие'...") сам Швед не предоставил, поэтому рассмотрим вкратце методологию "историка" Сахарова, на которого ссылается Швед. В своих списках немцы часто записывали адреса, найденные на эксгумированных документах, на немецкий манер и по ию на 1943 год. Например, могли написать "Lemberg" вместо "Lwów". Иногда "онемечивали" названия центральных улиц: например, улицу Гданьску в Быдгоще (Бромберге) могли обозначить по состоянию на тот момент как улицу Адольфа Гитлера и т. п.
В подавляющем большинстве случаев, такое "онемечивание" могло носить чисто формальный характер (это были официальные немецкие названия) и не нуждается в дальнейших объяснениях. Но оно могло служить и практическим целям: списки эксгумированных публиковались в газетах на оккупированных польских территориях и ожидалось, что по часто неполным данным в них должна была производиться дальнейшая идентификация тел родственниками; либо, если тела уже были идентифицированы, это было, практически, оповещение неустановленных родственников о смерти их близких; потому имело смысл давать адреса в форме на текущий момент времени. Как бы то ни было, решающим здесь является тот факт, что большинство этих адресов не были цитатами из найденных документов и не выдавались за таковые.
Простейший пример, причем упоминаемый Сахаровым: адрес Йоахима Шреера, который под номером 678 в немецком списке значится как "Litzmannstadt, Narotowicza 48 m 2". Документы, найденные на теле Шреера, сохранились в архиве краковской метрополитской курии и на обоих польских документах с адресом Шреера значится именно "[w] Łodzi", а не "Litzmannstadt", в письмах же его жены Ольги, написанных на немецком (из его имени, очевидно, следует, что Шреер принадлежал к этническому немецкому меньшинству в Польше; в 1939 году он планировал переехать в Австрию, но планам помешала мобилизация) имя города дается в традиционном немецком фонетическом написании: "Lodsch".
Ради иллюстративности имеет смысл подробно разобрать пример с уже упомянутой "Adolf-Hitler-Str.", которая встречается как минимум в трех случаях. В одном (1300, Юзеф Фрелькевич) речь идет об улице в Лодзи (ul. Piotrkowska; Petrikauer Str.) на письме от Анны Фрелькевич. В немецком списке город обозначен как "Litzmannstadt", что мы только что разобрали, а в списке Польского Красного Креста город и улица обозначены как "Łodz Adolf Hitlerstrasse", что еще раз подтверждает онемечивание авторами немецкого списка имени города, но дает предположить, что Гитлер в данном случае все же упоминался в оригинале. Примерную дату переименования улицы немцами можно установить по выходным данным газеты Lodscher Zeitung. 18.01.1940 адрес газеты давался как "Petrikauer Str. 86", на следующий день уже как "Adolf-Hitler-Straße", причем в номере от 18.01.1940 говорилось, что "вчера" на домах вывесили таблички с новыми названиями улиц.
 Lodscher Zeitung, 18.01.1940, S. 1. |
Lodscher Zeitung, 19.01.1940, S. 1. |
Lodscher Zeitung, 18.01.1940, S. 5. |
Таким образом, никакого чуда в получении офицером письма от родственницы с указанным адресом нет.
В случае с номером 728 (Мариан Кардась) в немецком списке указан ассоциируемый с ним адрес "Bromberg, Adolf-Hitler-Str. 67 oder 68". В польском списке тоже указана улица Адольфа Гитлера, что опять, вероятно, свидетельствует об упоминании Гитлера в оригинале, а как варианты города даются Бромберг и Львов, что свидетельствует о неполноте польских данных на момент составления списка (верен оказался первый вариант). Строго говоря, ни в польском, ни в немецком списке не говорится прямо, что имеется в виду адрес самого Кардася (в немецком списке среди найденных документов упоминаются пять писем, одно из которого от голландского Красного Креста, и одна почтовая карточка; конкретный источник адреса не указан). Но что следует из предположения, что имеется в виду все же его адрес?
Улица Гданьска была переименована в улицу Адольфа Гитлера 30.09.1939. Таким образом, за последующие месяцы Кардась легко мог узнать (в частности, из переписки) новое официальное название не только Быдгощи, но и улицы, и использовать его в переписке. Поэтому упоминание нового имени улицы в списках ни о чем не говорит.
 Deutsche Rundschau, 01.10.1939, l. S. |
Наконец, при номере 3836 (Францишек Сняды) в немецком списке указывается адрес "Bromberg, Adolf-Hitler-Str. 30", источником названа записная книжка Сняды. Как верно отмечает Сахаров, в польском списке дается польский адрес: "Bydgoszcz, Gdańska N.36" (sic!). И тут же без каких-либо доказательств Сахаров утверждает, что "Польский Красный Крест исказил запись в политически важной для них части, указав прежнее название города и улицы". Но, учитывая, что в двух других случаях ПКК не скрывал онемеченный вариант названия улицы, более вероятным является обратное - именно составители немецкого списка онемечили адрес. Как минимум, Сахаров не может этого опровергнуть, а значит и как аргумент он это упоминание улицы Гитлера использовать просто не может. Таким образом, ни одно из рассмотренных упоминаний улицы Адольфа Гитлера не является доказательством фальсификации чего-либо. Это относится и к другим аналогичным примерам, приведенным Сахаровым.
Пара позиций в списке передавали именно цитаты с немецкими вариантами топонимов, но чтобы даже начинать говорить о каком-то несоответствии, необходимо убедиться, что речь в данном случае не шла о таких офицерах, как Шреер, Биньковский и Ян Матейчык (последние тоже переписывались с семьями на немецком; иногда немками могли быть и супруги). Впрочем, даже если предположить, что онемечивание иногда вкрадывалось в закавыченные цитаты, даже это говорит не о некоей "фальсификации" или реальном анахронизме, а лишь об особенностях перевода. Показателен пример с номером 781 (вероятно, Болеслав-Аполинары Костерский), для которого в немецком списке дается цитата надписи на фото жены: "Deine sich sehnende Frau, Lemberg, den 13.2.1940". В польском списке цитата дается на польском: "Twoja kochająca cią żona, Lwów, 13.II.40". Таким образом, очевиден "всеобъемлющий" перевод в каком-то из двух случаев. Остается лишь неизвестным, произошло ли тут онемечивание или ополячивание (в случае, если "Lemberg" был в оригинале, что, как мы уже видели, возможно, если речь идет о представителях этнического немецкого меньшинства в Польше).
"Методология" Сахарова просто несерьезна и неспособна доказать беспочвенно утверждаемые им "фальсификации", но Швед не удосужился критически проанализировать ее.
В Нюрнберге советская попытка представить катынское преступление делом рук немцев потерпела крах - будучи одним из самых скандальных эпизодов процесса, это преступление даже не упоминается в приговоре. Во время допроса Фридриха Аренса, обвинявшегося докладом комиссии Бурденко в катынских расстрелах, выяснилось, что он прибыл в Катынь намного позже дат, называемых советскими "свидетелями" (позже это было подтверждено документально).
Одним словом, в статье не предоставлено ни одного аргумента, спасающего насквозь дырявую советскую "гипотезу", и не производится даже малейшая попытка объяснить существующий на сей день монументальный комплекс доказательств советской вины за расстрел. Нет попытки объяснить ключевой вопрос катынского дела: точное местонахождение более 14,000 польских военнопленных с весны 1940 года по лето 1941 года (и местонахождение большей их части - не найденной в Катыни - уже после лета 1941 года).
Размещение такой статьи РИА "Новости" ровно 80 лет после принятия решения о расстреле поляков - обыкновенная подлость.